Сумароков описывает своего адресата в категориях аристократической моралистики и педагогики, и обращенные к нему наставления «о русском языке» следует рассматривать на этом же идейном фоне.
Учитель Павла Петровича и выпускник Сухопутного корпуса Семен Порошин, с которым Сумароков приятельствовал и встречался за столом у наследника, объяснял своему высокородному воспитаннику, «как дурно не знать языка своего и силы в штиле», высмеивал вместе с ним макароническую речь придворных, «малосильных в своем языке»: «Такие люди не знают или не хотят знать, что то, что на одном языке очень хорошо, на другом, переведенное от слова до слова, очень худо может быть» (Порошин 2004, 56, 19). Порошин парафразирует здесь наставления сумароковской «Эпистолы I»: «Что очень хорошо на языке французском, / То может в точности быть скаредно на русском» (Сумароков 1957, 114). Собственные познания в русском языке Сумароков в статье «К несмысленным рифмотворцам» (1759) объяснял наследственной принадлежностью к придворной аристократии:
<…> должен я за первые основания в Русском языке отцу моему, а он тем должен Зейкену, который выписан был от Государя Императора Петра Великаго в учители, к господам Нарышкиным, и который после был учителем Государя Императора Петра Втораго (Сумароков 1787, IX, 278).
Образцом для предписаний «Эпистолы I» мог послужить, среди прочего, прославленный педагогический трактат Дж. Локка, только во французском переводе выдержавший к середине 1740‐х гг. десять изданий (см.: Hutchinson 1991, 245), а в 1759 г. выпущенный по-русски Московским университетом под заглавием «О воспитании детей» (об интересе Сумарокова к Локку см.: Levitt 2009b). Обучение родному языку осмысляется здесь в перспективе сословного долга:
Почти нет большаго несовершенства в знатном человеке, как не уметь хорошо изъяснять свои мысли на словах или на письме. Со всем тем коль много видим из дворянства ежедневно, кои при всех доходах и дворянском титуле, которому должны были иметь и соответствующия качества, однако не могут и истории никакой расказать по надлежащему, не только говорить чисто и уверительным образом о какой важной материи? но в сем мне кажется столько на них, сколько на воспитание их жаловаться должно. <…> Когда человек пишет, ни что так не уважает его слова и не привлекает благосклоннаго внимания, как язык исправной. Понеже Аглинской дворянин всегда имеет нужду [1] в Аглинском языке, то ему должно наипаче и учиться, и стараться, чтобы в нем учинить свой штиль чище и совершеннее.
[1] Францусской или Российской дворянин должен стараться уметь писать чисто и исправно по Францусски или по Русски (Локк 1759, II, 199–200, 205).