Желая, чтобы эти слова остались несказанными, Флора зажмурилась.
«Почему ты меня все время отталкиваешь!» Так обычно говорят люди, которые состоят в отношениях.
Айво справился с прямым попаданием единственным доступным ему способом – проигнорировал его.
– Рамон.
Рамон вышел из тени и приблизился к нему.
Флора слышала, что говорил ему Айво, но отреагировала только тогда, когда он протянул руку к детскому креслицу.
Или он медлил, потому что был нетороплив по натуре, или считал, что эта просьба не соответствует его положению, в любом случае Флора опередила его. Она подхватила креслице двумя руками и крепко прижала к себе.
– Я справлюсь, – сказала она и с прямой спиной направилась к лестнице – туда, куда понесли их чемоданы и детскую коляску.
Много чего оставалось неопределенным, но одно она знала наверняка: она не собиралась тратить свое сочувствие на Айво Греко или воображать, что в нем было что‑то, чего в нем не было.
Врач, точнее, двое врачей стояли у двери в спальню его деда. В одном из них он узнал личного врача Сальваторе, другой был ему незнаком. Если у него и оставались какие‑то сомнения, то профессиональное выражение их лиц – смесь серьезности и сочувствия, доведенное до совершенства, говорило само за себя.
Айво глубоко вздохнул и провел рукой по волосам, прогоняя воспоминание о боли в глазах Флоры, воспоминание, которое мучило его, пока он шел сюда вместе с Рамоном.
Как там говорят англичане… если шляпа подходит?.
Ну что ж, так и есть, подумал он. Единственной виной Флоры оказалось попадание на линию огня, когда он понял, что это не очередная игра Сальваторе, что он действительно умирает. Но вместо того, чтобы признаться – даже самому себе, – что ему это не безразлично, его рефлекс сработал, чтобы нанести удар другому.
Разумеется, он знал, что люди смертны, но в глубине души ему было трудно поверить, что Сальваторе – тот, кто всегда казался ему несокрушимым, – действительно умирает.
– Он ждет вас.
Айво никогда хорошо не реагировал на авторитеты, а здесь их было двое в белых халатах. Их степени тоже не производили на него впечатления. Медицинские светила со степенями больше чем высота стен замка, не смогли предотвратить ни самоубийство его отца, ни смерть матери.
– Но прежде чем вы войдете, мы бы хотели поговорить с вами. Вообще‑то мы хотели сделать это гораздо раньше, но ваш дед не дал нам своего разрешения.
И это было правильно. За Сальваторе всегда будет оставаться последнее слово, даже если это слово будет предсмертным…
– Что у него… рак?
Врачи переглянулись. Потом тот, которого он не знал, прочистил горло.