Могу представить, что Салли наплела родителям. Сказки она рассказывать отлично умела. Наверняка все обдумала хорошенько в тот вечер по дороге домой и, пока дошла, сама в свою сказку поверила. Влетела в крохотную гостиную Маклинов позади лавки – волосы растрепаны, щеки пылают будто бы от ужаса, а на деле от унижения. Родители всполошились, смотрят на нее в тревоге, она смотрит на них в ответ секунду-другую – и в слезы.
И говорит надтреснутым голосом: «Папа… папочка…» – и бедный молчаливый мистер Маклин, на сей раз подобрав слова, спрашивает: «Что, детка? (Или «солнышко». Он бы обязательно назвал ее ласковым словом.) Что с тобой?»
А Салли рыдает:
– Папочка, знаешь что… Люк…
– Люк? Да-да. Что Люк?
– Ну, он… он ко мне…
Представить нетрудно, ведь так?
Может статься, они ей не поверили – при всей любви к дочери они все-таки знали, что она за штучка. Но это ничего бы не изменило. Наверняка они понимали, что раз уж Салли ополчилась на Люка, то хочешь не хочешь, а придется от него избавиться.
Сразу они ему не сказали. Наверное, мучились неделю-другую, пока Салли тихо кипела от злости, а Люк не терял надежды. Уж и не знаю, как они нашли силы с ним заговорить, ведь оба и в лучшие дни с трудом подбирали слова. В конце концов Люк, наверное, сам упростил им задачу. Наверное, однажды, когда запирали на ночь лавку, мистер Маклин откашлялся раз пять-шесть и наконец выдавил: «Ммм… Люк…»
А Люк выждал с минуту, до последнего надеясь, что это не то, чего он опасался. Но молчание длилось, не оставляя ему надежды, и он сказал: «Да, я понял».
Мистер Маклин, наверное, сквозь землю готов был провалиться. И прошептал: «Извини, Люк».
Однако я, возможно, недооцениваю, до чего слепа может быть любовь, тем более родительская. Может быть, они и вправду поверили Салли и прониклись к Люку отвращением – мол, доверяли ему, а он их предал.
Впрочем, сомневаюсь. К ним в лавку мы ходили по-прежнему, другой-то не было, и Маклины неизменно встречали меня улыбкой, а дома я всякий раз находила в сумке с покупками гостинец – пару мятных лепешек, лакричную палочку, какую-нибудь мелочь, что была нам не по карману.
* * *
Как я уже говорила, приглашение от Мэтта пришло в феврале, и с тех пор я вновь стала обо всем этом думать. Перед каждой поездкой домой ко мне возвращаются воспоминания, но на этот раз они нахлынули лавиной. Отчасти, наверное, потому, что Саймону исполнялось восемнадцать – серьезная дата. Но и разлад с Дэниэлом тут свою роль определенно сыграл, я уверена.
Дэниэл все-таки видел приглашение, читал, знал, что и его ждут, если я решу его позвать.