Ковыряясь в плескавшихся в тюремной миске помоях, которыми побрезговали даже крысы, Равиль отчаянно пытался придумать способ спасения, но безуспешно. Тандему Бенцони-Таш противопоставить ему было нечего — ни денег, ни влиятельных знакомств, кто мог бы хотя бы поручиться, что он не вор… Слуги Ксавьера не пойдут против хозяина, а семейство банкира вообще одни сплошные неизвестные.
Насколько было бы проще, если бы он мог связаться с Ожье! Да он бы на коленях вымаливал прощение за свою неблагодарность и наглость, весь собор бы ополз с молитвами за здравие его чад и домочадцев во всех поколениях до второго Христова пришествия!
К тому же, Ожье не такой человек, чтобы оставить без помощи в безвыходном положении. А главное — мог бы подтвердить, что его имя действительно Равиль, а Поль было дано уже при крещении в его же присутствии подвыпившим падре из деревенской церквушки под Неаполем. И это же еврейское имя прямо указано в вольной, которая тоже осталась в доме Грие! — юноша в бесчисленный по счету раз обругал себя последними словами.
Пусть само по себе это проклятое имя тоже ничего не доказывало, но даже слуги в доме Бенцони таращились на него как на выходца с того света. У него лицо его отца, а роскошные волосы, которые так ценились хозяевами — от матери… — такие простые слова звучали для слуха юноши непривычно и странно, странно было представлять, какими они были, и что могло бы быть, если бы они были живы…
Ничего бы особенного не было! — Равиль резко оборвал поток жалости к себе. — И он был бы совсем другим человеком, а исходить нужно из того, что уже есть — тюремной баланды и висящей над головой угрозой позорного клейма, не упоминая о порке на площади! Запас чудес он, вероятно, уже исчерпал до конца жизни, и знание, что у него есть тетка и дед не принесло ни радости, ни облегчения. По большому счету дядюшку Лейба, юноша прекрасно понимал: как же, известный банкир, уважаемый человек, а найденный после стольких лет драгоценный племянничек — под мужиков ложится. Скорее всего, если бы Хедва знала о нем хоть половину подробностей, — не то что не позвала бы в дом, на другую сторону дороги перешла!
— А ниче жиденок! И правда хорошенький! — веселый окрик будто продолжил его горькие размышления.
— Напарник, — второй тюремщик как раз деловито залязгал ключами, — че-то и тебя не туда заносит… С похмела, что ли?
— Ну, знаешь, на безбабье и рыбу раком!
— Те чего, девок не хватает?
— Так девкам платить надо, а тут чисто уважение, — гогот сопровождал скрип отодвигаемой решетки.
— У коменданта науважается, а твой номер десятый… Эй, Лис, заскучал? Щас проветришься! На выход.