Подготовленное совещание с Гиммлером в Позене. Я сказал ему, что после двух десятилетий н[ационал] – с[оциализма] некоторые рейхсляйтеры обособились, но перед лицом истории они не могут себе этого позволить, ведь они и их сотрудники стоят на переднем фронте борьбы. Ясно, что наша работа очень разнотипна, но в важнейших областях, там, где мы действуем вместе, мы должны проявлять лояльность. – Г[иммлер] подчеркнул то же самое, указав на м[иро]в[оззренческую] борьбу после войны. Мы не колебались в нашем м[иро]в[оззрении] все 20 лет и должны идти рука об руку. – Я подчеркнул, что эта предстоящая борьба против 2000–летней организации должна вестись крупномасштабно. Мы должны сдерживать мелких горлопанов. Г[иммлер] должен действовать на государственном уровне, я же должен укреплять м[иро]в[оззрение] Движения и вести его.
Мы пришли к согласию относительно того, что наши сотрудники должны быть лояльны друг к другу, а «успехам», добытым иным образом, должен даваться отпор.
Я указал Г[иммлеру] на недопустимую «работу» проф[ессора] Вюста[1078] в Мюнхене против В[ысшей] ш[колы], особенно против директора моего филиала. – Г[иммлер] спросил, не против ли я того, что один из университетов на Востоке будет передан «Аненербе». Остальные отделы «А[ненербе]» в Рейхе будут тогда сокращаться.
С учетом этого условия я не стал протестовать. Г[иммлер] хотел еще поговорить с Рустом. Затем речь зашла о Востоке. Я высказал св[ое] удовлетворение тем, что Г[иммлер] отдал мне Бергера в качестве статс – секретаря. Он показался мне лояльным и энергичным, и я надеюсь, что и в будущем он внесет немалый вклад. Г[иммлер] сказал, что ему было непросто решиться отдать Бергера, но так как место все равно не пустовало бы, я бы стал искать кого – то другого. Возможно, Каше, и тогда бы последовали новые распри. – Место Гейдриха займет Кальтенбруннер[1079], сразу после св[оего] назначения он посетит меня. – Г[иммлер] был внезапно очень мягок по отношению к Коху, которого он очень ценит в качестве «мотора». Он не думает, что фюрер позволит его убрать. – Но зато у меня было немало претензий к Коху. Его болезненное тщеславие – это не немецкая политика, оно уже нанесло огромный ущерб.
Совещание длилось около 3 часов. На следующее утро я передал Г[иммлеру] проект декларации для восточных народов. Он поддержал ее, но был скептически настроен к д[окто]ру Л[ейббрандту], который – де не выступает за или против чего – то по здравому размышлению, а всем сердцем на стороне украинцев. Это, мол, плохая рекомендация.