Именно в тот момент я и стал обладателем тела Эйджи, первый месяц жизни которого провел в больнице для простолюдинов — худшей больнице, которую я когда-либо где-либо встречал.
Районы Токио, в которых я жил как до, так и после переезда в дом, к сожалению, были буквально набиты кучей аристократских отпрысков, на дух не переносящих таких, как я и Фумико. Не могу сказать, что именно давало им повод нападать со спины: мои «недостатки» в виде отсутствия кланового перстня, либо же не самый богатый вид. Но все же это происходило бы сильно чаще, не будь я крайне осмотрителен. Благо, в этот раз дошли мы домой без происшествий.
Уютный домик на окраине Токио, как по мне, выглядел не так плохо. Два этажа, в которых располагались две комнаты и просторная гостиная, казались роскошью после затхлой однокомнатной квартиры в полупустом трескающемся доме, в котором мы обитали до переезда.
Как только мы переехали, я переконструировал второй этаж, в котором были две небольшие комнаты. Мне нужно было пространство, поэтому, убрав перегородку, сделал себе довольно просторный кабинет с отдельным санузлом, который занимал всю площадь второго этажа, а женщину поселил на первом.
— Спасибо, что пробежался со мной, — застыла в учтивом поклоне девочка с испачканной в крови ладонью. — Для меня это большая честь…
— Слушай, Фумико… — осмотревшись, выпрямил я девочку. — Давай без фамильярности… веди себя так, словно мы старые знакомые.
— Прости… — смутилась та. — Я поняла.
Дома не было никого, поэтому я позволил девочке принять у меня душ и пообедать полюбившимся ей тортом, от вида которого меня наизнанку выворачивало. Возможно, роскошная жизнь сделала меня привередой, но все же это было поистине ужасно. Фумико, к слову, против торта ничего не имела, поэтому зашла ко мне на чай с большой радостью.
Сняв ботинки, я прошел на кухню, где лежал недоеденный торт. В холодильнике, как и на плите, не было ничего, что можно было проглотить. Перебарывать себя не стал, поэтому оставил все в том же состоянии и поднялся в свой кабинет.
Пока я сидел на рабочем месте, Фумико, обвязавшись одним лишь полотенцем, взяла с собой кусок торта с чашкой чая и, забежав ко мне без стука, безцеремонно свалилась на кровать, чем меня изрядно разозлила. После душа на ее лице сияла детская улыбка, из которой выглядывали идеально ровные зубы.
— Ты не у себя дома, мать… — приподнял я бровь. — Тебе стоило постучаться… — с осуждением проворчал, развалившись на спинке кресла.
— Прости, я не привыкла жить в домах… — ответила та, оглядывая помещение. — Круто тут у тебя.