(Urverdrängung) инфантильных фантазий, противопоставляется необходимому «сексуальному травматизму», связанному с инфантильным сексуальным опытом, который, не «вредя нормальности», был бы, наоборот, ее последующей гарантией.
Два разных уровня, две концепции травматического сопоставляются здесь по своему эффекту. Дети, раздавленные в своей фантазматической свободе слишком строгим воспитанием, «слишком хорошо воспитанные дети» показывают нам ту крайность, относительно которой надо оценивать возможные последствия сексуального травматизма. При условии, что он не слишком «чрезмерный», не слишком «ранний или слишком напряженный», он может стать позитивным, полезным фактором психической организации и развития ребенка.
«Сексуальный травматизм», необходимый для создания «психосексуальной нормальности», может сыграть роль антитравматического травматизма и противостоять увечному травматизму, единственному «подлинному травматизму», развивающемуся под влиянием раннего первичного вытеснения — следствия особого воспитания и особого фантазматического родительского давления. Это теоретическое положение было предвестником основных формулировок Ференци относительно травматизма, которые мы находим в его работах начиная с 1928 г.
Вначале техника релаксации — неокатрасис — должна приблизить, даже спровоцировать первоначальное вытеснение. Однако абсолютная «вседозволенность», заложенная в эту технику, то, что она нарушает фундаментальные правила «классического» курса лечения и методы установления незыблемости рамок, незаметно ведут Ференци в теоретико-клинический тупик, что в конце концов он и сам будет вынужден признать.
Поглощенный массивными регрессивными переносами, в которых символизм уже не действует, погруженный в мир, в котором слова и действия уже не имеют репрезентаций, вынужденный бороться с чередованием слияния и ненависти по отношению к себе и к другим, Ференци блестяще уловил, что он прикован к архаичной материнской позиции[44]. Касаясь впервые этих предобъектных, симбиотических и нарциссических (первичный нарциссизм) зон, в которых слова и действия, «говорить и делать», столкнулись в одном и том же способе выражения, Ференци — в отсутствие адекватного теоретического аппарата — выбирает решение в буквальном смысле слова «слушать» своего пациента: последний, становясь поистине «мудрым младенцем», находящимся в плену агрессий — соблазнов взрослого, то есть аналитика, не имеет другого выхода, как «действительно» вести себя как ребенок, выражающий нападение на него объекта, нападение, которому он «действительно» подвергается. Целиком вовлеченный в этот процесс, Ференци считает, что в этих условиях ему необходимо играть в эти состояния (через Spielanalóse, анализ посредством игры), и «вторит» своему пациенту, одновременно пытаясь «избавить» его от вреда, нанесенного ошибками аналитика и анализа.