Эти ведьмы не горят (Стерлинг) - страница 172

– Сюда! – зовет Арчер. – Зачитайте подонку его права и отвезите в участок.

Копы налетают на Бентона, который чуть ли не рад, что его волокут прочь.

Арчер бросается ко мне. Кэл следом.

– Медиков сюда! У нас двое пострадавших. Отравление дымом. Возможно, ожоги.

К нам спешат фельдшеры с носилками. К моему носу прижимают кислородную маску – блаженство просто неземное.

Арчер опускается на колени и стряхивает что-то с моего лица.

– Ханна, не волнуйся, – говорит он. – Мы его поймали. Ты в безопасности.

Рядом с ним я вижу Кэла, который ободряюще улыбается.

Потом они уходят, точнее, их прогоняют фельдшеры. Я вздрагиваю, когда в руку вонзается игла. Меня укладывают на носилки.

На этот раз в забытье я проваливаюсь без страха.

Я то теряю сознание, то вновь прихожу в себя. Когда просыпаюсь, каждый раз что-то меняется. Машина скорой помощи. Приемное отделение. Белые стены и люминесцентные лампы. Закрытые медицинскими масками лица, встревоженные глаза.

Наконец я просыпаюсь одна.

Вокруг пищат какие-то аппараты, размеренный ритм, вероятно, отражает работу сердца. А ведь это неправильно. Разве сам писк мониторов не должен говорить, что сердце разбито?

Аппараты продолжают пищать, игнорируя мои тревоги. Я оглядываю кровать, на которой лежу. Она довольно удобная, но не моя. И скрипит при каждом движении. Жесткое постельное белье царапает чувствительную кожу.

Хочу домой.

Глаза наполняются слезами, когда я вспоминаю, что домой пойти не могу.

Мой дом сгорел, добейся Бентон своего, я тоже была бы сейчас пеплом. Давно это случилось? Почему я до сих пор здесь?

– Доченька, ты проснулась? – Теплота в голосе накатывает волной: у койки стоит женщина, и мне удается рассмотреть ее встревоженное лицо.

– Мама! – хриплю я в ответ и заливаюсь слезами. Хочу извиниться, объяснить, почему поехала за Бентоном, но выдаю лишь кашу из полуслов и душераздирающих, застревающих в горле всхлипов.

Мама выслушивает все сдавленные объяснения, гладит меня по голове, вытирает слезы, держит за руку.

Когда я затихаю, с ресниц у нее падает одна-единственная слезинка.

– Я очень, очень рада, что ты в порядке. – Мама сжимает мою ладонь, стараясь не задеть иголки капельницы, через которые в вены поступают лекарства. – Только, пожалуйста, никогда, никогда так больше не делай!

Я киваю, и от простого движения начинает кружиться голова. Хочу, чтобы папа был рядом. Он стоял бы у мамы за спиной, положив ей руку на плечо, и согласно кивал. Но блеск в его глазах говорил бы, что он гордится моей спасательной операцией, какой бы рискованной она ни была. Маме я ничего не говорю. Не знаю, сколько еще она выдержит. Не представляю, сумела бы я озвучить эти слова, даже если попыталась бы.