Мать внимательно на меня смотрит, а скользнув взглядом по моей шее, прищуривается и поджимает губы.
– Что это?
– В смысле? – уточняю я, но рука-предательница уже тянется к самоцветам.
– Ханна Мари Уолш, если это заговоренные камни, ей-богу, я… – Мама подходит ближе и буквально срывает с меня самоцветы. Она обматывает цепочкой ладонь, и камешки начинают сиять. – Попробуем снова? Зачем ты туда пошла?
Тепло наполняет мне грудь, причем гораздо сильнее и интенсивнее того пассивного ощущения, которое я испытала на вечернике. На вопрос я отвечаю с удовольствием.
– Чтобы расспросить Эвана!
Но едва слова срываются с языка, спокойствия как не бывало. Меня прошибает холодный пот.
«Что я натворила?!»
Если в заговоре Вероники была хоть капля подобной силы, которая присуща маме, Эван наверняка почувствовал, что к нему в душу залезли без спросу, а Морган… Боже, да я куда сволочнее Нолана, раз взбаламутила ей чувства. Я и не нравлюсь ей по-настоящему. Даже если при встрече у нее появилась капля интереса, на большее бедняжку спровоцировали самоцветы.
Мне аж дурно становится.
Мама сжимает камни в кулаке.
– С какой именно целью ты расспрашивала регуляра с помощью магии?
Крошечная часть сознания сопротивляется, но соблазн выложить все слишком велик. Я рассказываю о приходах Эвана в «Котел» и перед костром, и в тот день, когда увидела кровавые руны. Сообщаю, как мы с Вероникой занимались скраингом. Как мы считали Эвана Кровавым Ведьмаком.
А потом язык превращается в настоящее помело. Я признаюсь родителям, что Вероника заговаривала самоцветы, треплюсь про семейные проблемы Эвана и даже заявляю, что целовалась с Морган. Сгорая от стыда, слышу собственный лепет о том, что злоупотребила доверием Морган и не смогу встречаться с ней, не извинившись, а извиниться не сумею, поскольку она не в курсе, что магия существует. Наконец добираюсь до задымления в доме и суеты гостей. До момента, когда я поняла, что пожар не могла устроить Кровавая Ведьма. Возвращение в горящее здание я оправдываю желанием спасти друга.
– Клянусь, у меня нет комплекса супергероя, но бросить Бентона в огне я просто не смогла.
На кухне воцаряется тишина. Материнский второй бокал вина сиротливо стоит на разделочном столе.
Папа забирает у мамы самоцветы и кладет их рядом с бутылкой вина.
– Надо ли беспокоиться о детективе? Известные ему факты опасны для ковена?
Я качаю головой.
– Вряд ли. Он вел себя так, будто считает виноватой меня, но обвинение не предъявил. – Я невесело смеюсь. – Он понятия не имеет, каков истинный расклад.
Отцу, похоже, не до смеха.