А ещё она курила за гаражами — но об этом, как водится, никто не должен был знать.
— Тебе кого? — спросила она, перемалывая зубами жвачку.
Тамара решила не дрейфить перед лицом опасности.
— Я хотела… к вам вступить.
— Вступить — в смысле, в клуб?
«Клубом» школьники называли то, что все остальные звали «кружком». Отличие было только одно: первое звучало престижнее, чем второе.
— Мы инвалидов в актёры не принимаем, — вынесла ей короткий вердикт Дурья. — Что ты можешь делать? Костюмы шить умеешь?
Тамара мотнула головой: всегда, когда она пыталась шить, она колола иголкой пальцы.
— А что умеешь?
— Ну что-нибудь…
— Ну вот когда что-нибудь придумаешь — тогда приходи.
— Но мне Денис сказал, что вы подумаете…
Дурья недовольно помолчала, прежде чем сказать:
— Ну и чё мне теперь, что Денис сказал? Играть ты с палкой не сможешь, шить костюмы не умеешь. У нас и так народу навалом. Давай, гуляй.
— Ну пожалуйста! — в отчаянном последнем порыве Тамара бросилась вперёд так резко, что кольнуло колени — но она не обратила внимания.
— Чё «пожалуйста»?! — Дурья вылупилась на неё, казалось, ещё чуть-чуть — и плюнет жвачкой в лицо. — Чё тебя, брать только за то, что ты инвалидка? Я сказала тебе — гуляй.
И она захлопнула перед Тамарой дверь, оставив её в пустом коридоре.
* * *
Присев на скамью неподалёку от кабинета клуба, Тамара положила Стикера рядом, сплела ладони и принялась смотреть в потолок, слушая, как за стеной ребята из клуба что-то репетируют. Обида наполняла её медленно и закипала, как вода в Чаёвникере. Хотелось сделать что-нибудь ужасно плохое — ворваться внутрь, помешать репетиции, треснуть Стикером по голове Дурье, или ещё что-нибудь сделать!.. Только Тамара знала, что не сделает, потому что даже подняться со скамьи без Стикера не сможет.
«Инвалидка»… Противное слово, похожее на название отвратительного лекарства, теперь витало в воздухе так, будто Тамару облили из банки с такой надписью. Из трёхлитровой. Или даже из ведра.
Ей ужасно захотелось с кем-нибудь поговорить. Но звонить из школы было неудобно, и вскоре должен был начаться урок. Так что, обратившись к своему единственному слушателю, она сказала негромко:
— Да я не очень-то и хотела. Сдалась мне эта Дурья, правда? Найду себе другое занятие.
Она и сама не очень верила в свои слова. Все её «занятия» после школы сводились к чему-то сидячему. Исключения составляли прогулки с бабушкой да всякие выдумки Задиры Робби.
Тяжело выдохнув носом, Тамара заставила себя взять в руки Стикер, подняться и медленно отправиться в путь. Досада и отчаяние сейчас смешивались в ней с обидой и холодным безразличием (не очень-то и хотелось состоять в одном клубе с Дурьей), что в итоге давало очень странную и неприятную смесь. Стикер, вроде бы, молчал, но молчал очень укоризненным молчанием, мол «ну я же говорил, и зачем ты сунулась? Ты же знала, что так будет…»