Но сейчас я уже не совсем человек, а может, и совсем не… Кто уж поручится за меня в мире, сотканном из пламени и сумрака?..
Вдруг дорога выгибается мостом. Я замираю в верхней точке и перегибаюсь через перила. Они горячие, почти раскалённые, но что за дело тому, кто сам есть огонь? Вглядываюсь в темноту, влажно ловящую отражения свечей. Это влага? Вода ли? Настоящая вода?
Призыв этой стихии, некогда бывшей мне столь же родной, как пламя, нельзя игнорировать, и я встаю на перила, снова глядя вниз. Ещё секунда — и сорвавшимся огненным сгустком я падаю в объятия воды, чтобы на миг удивиться тому, как она вскипает, обращаясь в пар.
Долго я погружаюсь, теряя кусочки собственного пламени. Полная темнота, что обступает меня, душит, не давая ни глотка воздуха, она непроницаема для свечей, что горят где-то наверху. Я погружаюсь в чернильный мрак, в ледяной его холод, в остывшее нутро, которое с радостью поглощает даже намёк на тепло.
А потом вдруг вижу под собой что-то. Нечто. И понимаю, что на самом деле в этой темноте потерял способность видеть. Наверное, это ощущение, а скорее, даже предчувствие, похожее на удивление, на мельчайший всплеск понимания. Это ничуть не работа зрения, только лишь воспоминание о нём, а на деле — это внутреннее чутьё, которое радостно заменяет мне всё в этот миг.
Секундой спустя мои ступни касаются чего-то удушающе жаркого. Странно.
Я падал в холод, но обнаружил на дне его нечто горячее. И пусть я ничего не вижу, но опускаюсь на колени и касаюсь ладонями — жар обнимает каждый палец, а затем проникает внутрь меня, бежит по остывшим венам, заменяя прежнюю пламенную кровь собой — тягучим жадным жаром, который не бежит весело, не сияет голодно, а медленно разгорается, неотвратимый как… магма.
Зрение возвращается ко мне в тот же миг, когда огненная плазма растекается внутри. Теперь я состою из огня и воды разом. Мир вокруг обретает цвета и краски, начинает сиять, раскрывается, как гигантский цветок. И я вижу, что тени, те самые, из-за которых я отважился на это путешествие, вдруг отступают. Чего-то во мне они теперь отчаянно страшатся.
Вырываясь из-под толщи ледяной влаги, взрывая её раскалённым паром, я поднимаюсь к мосту и встаю на его хрупкую спину. Передо мной захваченный тенями город, в котором только фонари ещё пытаются сражаться с тьмой. Но во мне течёт другой огонь, жаркий и стойкий, и теперь уже я бегу по улицам, таща за собой луну, как собачку на поводке.
Наш общий свет развеивает мглу, тени собираются комками, клубятся, недовольно ворчат, но убираются прочь. Больше их тонкие руки, их щупальца не будут хватать сердце города. Не станут его сдерживать. Их можно выметать прочь, как мусор, как палую листву, как стылый пепел.