— А здесь снова закат, — говорит он мгновением позже, когда уже устроился на твёрдой земле.
— Как всегда.
— Как всегда, — повторяет он задумчиво.
Теперь-то я смотрю на него, но не прямо, нет. Только скашиваю глаза, а потом сразу же перевожу взгляд вперёд на прекрасное море, на вечный закат. Солнце не сдвинулось ни на миллиметр, точно его приклеили к небосводу.
— Зачем?
— Потому что это красиво, — нахожу я ответ.
Но ему этого мало. Протягивая пальцы к солнцу, он смотрит на то, как на пару секунд становится почти прозрачным, и стискивает ладонь в кулак.
— Всё здесь будто ненастоящее.
— Напротив, здесь всё настоящее. Кроме нас, — я смеюсь. И эта мысль и ему кажется смешной.
В других мирах, когда тонешь в плену иллюзий, настоящее заключается в тебе самом, но здесь наоборот — только ты сам и являешься иллюзией, что чудом залетела в реальный мир, который настолько плотен, что ты кажешься бликом света или же крошечной тенью.
— Это освежает, — признаёт он наконец, поправляя длинные волосы, которые так легки, что ветер уже несколько раз изменил ему причёску.
— Затем мы и здесь, — соглашаюсь и снова смотрю вперёд.
Ночь не таится за горизонтом, она вообще не приходит сюда. Не придёт и январь со своими вьюгами, не появится февраль с оглушающими холодом ветрами. Вечный август и вечный закат — вот что на самом деле реально. По крайней мере, в этом мире иного не существует.
Мы молчим и теперь понимаем друг друга лучше. Странная встреча, мы ведь уже давно никак не соприкасались ни в одном из миров.
— А ты нисколько не скучал, — заключает он позднее — время совершенно замерло, теперь даже и не скажешь, прошёл час или только его четверть.
— Мне некогда скучать.
Он морщится, потому что не ждал такого ответа. И ждал — тоже. Но такой вариант реальности ему ничуть не по нраву.
Снова нас кутает тишина, вплетённая в стрёкот цикад, в шелест волн.
— Быть может искупаемся? — он встаёт и смотрит вниз.
Будь мы в другом мире, будь мы сейчас не эфемерными, не свободными, такого предложения было бы не дождаться: скалы чересчур высоки, прыгнуть отсюда — чистое самоубийство. Но не сейчас.
Я прыгаю первым.
Вода принимает меня спокойно и мягко, нет никакого удара. Я вхожу раскалённым ножом в кусок масла, погружаюсь к самому дну. Вода удивительно черна, чиста, а если глянуть вверх — сияет лавандой. Таково небо сквозь эту толщу.
Моё одиночество в водной стихии прерывает он. Смотрит на меня.
Нам не нужно даже дышать, и мы кружим друг вокруг друга, как глубоководные рыбы, зачем-то поднявшиеся к поверхности. Мы шевелим руками-плавниками, мы чувствуем хвосты друг друга, мы… В какой-то миг становимся так едины, будто были рождены одним существом.