Серая пустошь превратилась в весёлый и молодой лес, а холмы на горизонте тоже зазеленели. Удивительно! Откуда же в этой пустыне нашлась вода? Как они росли так быстро без всякого солнца?
Ровный белый свет с небес тоже стал иным, он словно изменил тон и теперь казался почти живым. Я несмело улыбнулся. Неужели ожил и этот мир? Не испугался серой пустоты?
До холмов, конечно, было не добраться, но я присел на ветку, опираясь спиной о ствол, и прикрыл глаза, наслаждаясь ветром и песней растущих деревьев. Скоро я потерялся в мечтах и ощущениях. Мне виделись удивительные картины — источники среди скал, выходящие на поверхность золотые жилы, гроты, чьи стены сияли от сплетения драгоценных кристаллов, леса, под сенью которых цвели цветы и спели ягоды, рощи, в которых можно было прятаться от дождя, долины, где разливались реки и пахло клевером.
Каждая моя мысль была точно и не моей тоже, как будто бы мир вытаскивал из меня эти картины, стремясь воплощать их в жизнь. Было ли так или только казалось, я судить не брался, мне просто нравилось ощущение ветра на коже, и грезить здесь было на удивление приятно.
Когда же я почувствовал, что грань миров близко и готова открыть мне дверь, мир вокруг преобразился настолько, что я бы никогда не узнал его, если бы не прожил эти моменты вместе с ним. Красивый и яркий, многоцветный и сильный, он блистал всё новыми красками.
Дверь открылась прямо передо мной. Перешагнуть порог оказалось мучительно сложно, но всё же я пересилил себя. Обернулся лишь раз, чтобы убедиться — мне не приснилось. Или всё же приснилось?
Молодой лес качал ветвями мне вслед. А над кронами раскинулось шатром ослепительное синее небо, настолько чистое, точно в него можно было нырнуть, как в озёрную воду…
А эта история прозвучала, когда путники остановились на ночлег среди горных круч. Площадка, с двух сторон закрытая скалами от ветра, приютила почти десяток странников, костёр горел ярко и жарко, закипал на углях чайник. В такие моменты разговоры ни о чём сменялись сказками, легендами и байками, пережитыми на собственной шкуре.
В тот вечер рассказ повела высокая женщина, возраст которой невозможно было определить навскидку. Ветра выбелили её волосы, закалили кожу лица, и морщинки вокруг глаз говорили разве что о том, сколько она любит улыбаться. Яркие губы казались сухими, но были красиво очерчены, а лицо было настолько худым, что рельеф скул очаровывал тонкой красотой…
Голос был под стать внешности — глубокий, бархатистый, как будто его можно потрогать, ощутить настоящую мягкость. Поначалу она говорила тихо, и невольно все замерли, вслушались, почти не дыша.