[11] А что касается человека в черном пальто… Дело не только в наших способностях, хотя ты зря отзываешься о них так пренебрежительно. Думаю, он тоже не хочет быть один. И похоже, мы нужны ему больше, чем он нам.
— Ты так договоришься до того, что и Всемуконец просто любит движуху и развлекает нас, чтобы не скучали, — засмеялся Саша.
— Возможно, я бы именно так и сказал. Если бы эти развлечения не заканчивались иной раз бедой.
— Ну да, — Саша смутился. — Я знаю. Ладно, мне пора. Раз уж выдался выходной, надо и правда отдохнуть.
— Коробку свою не забудь, — напомнил Сёма.
Саша и впрямь чуть не забыл, что он теперь счастливый обладатель нормальной зимней обуви и ему больше не придется мерзнуть на пути к метро. Он снял крышку, развернул полупрозрачные лепестки бумаги… и замер в недоумении. Вместо ботинок в коробке лежали нарядные женские сапожки на каблуках. Он заглянул в бланк заказа. Нет, все правильно — и имя его, и адрес. Только вместо мужских ботинок женские сапоги. Красивые, прямо щегольские. Полина любила такую модель. Он осторожно взял один сапог в руки — и размер как раз ее. Случись с ним такой казус несколько месяцев назад, он бы и возвращать в магазин их не стал, предложил бы ей примерить. Но Полины рядом нет. И зимних ботинок у него по-прежнему нет. Что вот он за человек такой… чего ни хватишься, ничего нет!
Понедельник, в театре выходной. Не у всех, понятное дело: в классах с выгородками идут репетиции, в цехах шуршат потихоньку мастера. Но спектакля сегодня не будет, на большой сцене делают уборку, в воздухе влажность и запах моющего средства.
Во всем этом есть своеобразное очарование. Для тех, кто понимает. Проза жизни властно распоряжается в храме искусства, обнажает сокрытое, высвечивает фальшивую позолоту и простодушную детскую ложь, которой может поверить лишь тот, кто и сам желает быть обманутым. Штанкетные подъемы оголены, сценическая коробка наполнена особой гулкой пустотой. Человеческие шаги и голоса не заполняют эту пустоту, а лишь делают ее еще более явной и весомой.
Каждый спектакль — это сотворение мира заново, с нуля, возведение здания из груды камней, обуздание хаоса, укрощение стихии. И каждый такой юный мир нежен и хрупок, он колеблется и грозит обрушиться от малейшего дуновения, от всякой неосторожности — неверного расчета, неловкого жеста, неудачно забитого гвоздя.
Но в выходной день, в день большой уборки, первозданный хаос будто вновь вступает в свои права. Будто бы вновь настало начало времен — или их окончание. Это всего лишь выходной день и уборка. Завтра уже все будет как обычно: сначала нахлынет бессмысленная с виду пестрая суета, потом она соберется в нужный рисунок и начнет дышать в такт с незримым дыханием гармонии. Или… или не начнет. Из этой точки, из первозданного бессмыслия, можно однажды не выйти. Поэтому каждый такой день — это риск, он таит в себе опасность… или долгожданный шанс. Для тех, кто понимает.