— Хранитель… а где ты был, когда порубежный орбинский отряд забрел в нашу деревню? Тогда я ждал, молился… Впрочем, тогда, наверное, еще твой дед на девок не глядел… или как там это у вас бывает? — Он еще раз отхлебнул из бутыли, отер губы рукавом и продолжил. — Знаешь, сколько разных способов напугать знает простой орбинский каратель? О-очень просвещенный народ… Когда они ушли, мне пришлось четырнадцать человек добить, а оружия не было… я их руками душил… силенок не хватало — мне тогда как раз тринадцать сравнялось — так камнями… Самого-то меня добить было некому, вот и выжил. Я хотя бы честнее: никого жить не оставляю.
— Я не сужу тебя, умгар, я могу понять…
— Что ты там понять можешь, молокосос! — взвился Борас, но, глянув в лицо хранителя, осекся: из мерцающих глаз на него смотрел он сам — свихнувшийся от внезапной беды ребенок полувековой давности.
— Я слышу твою боль, но это не важно. Боль кричит о болезни, болезнь надо лечить.
— Значит, я — болезнь, а ты — лекарь? Вот как… — Бо опять скривился в усмешке. — А кого это ты братом величаешь? Уж не моего ли сладкого златокудрого мальчика? Вырос он, значит, и меня помнит… Любишь его?
— Люблю.
— И я любил… Ну и каков он вырос, хорош?
— Каков он — ты лучше меня знаешь.
Несмотря ни на что, голос мальчишки оставался спокойным. Старик Бо не мог поверить — неужели это дитя вот так и убьет его, сочувствуя и жалея? Его, старого наемника, насильника и убийцу, собственными руками прикончившего не один десяток таких же сопляков? Бораса разобрало во что бы то ни стало вывести парня из себя, даже близкая смерть перестала волновать.
— Уж поверь мне, старику, знаю — мой сладкий пошибче меня будет, и место его — вот здесь, — он притопнул ногой по скудной травке, — под этой самой скамейкой, рядом с матушкой…
Мальчишка невольно глянул вниз и вдруг дернулся, оскалился совсем по-звериному, черты лица дрогнули, искажаясь нечеловеческой злобой. Он, как за спасение, схватился за рукоять меча и зарычал:
— Заткнись, ублюдок!..
Ага, злится! Старик снова поднес бутыль ко рту, глотнул и продолжил:
— Я-то не ублюдок, второй сын Раду и Смилки из Стылых Рос, а вот Адалан…
— Я сказал: заткнись, а то…
— А то что? Убьешь? — Бораса даже смех разобрал. — А ты все же послушай, палач Любви Творящей, тебе полезно. Старшая кровь Орбина, первородные, совершенные… подонки из подонков, все как один: ни души, ни совести, ни чести — только собственные блажь да похоть. Думаешь, зря про их непотребства по всему миру легенды ходят? Деды нашего малютки на чем-то там схлестнулись в своем форуме, и один другого со свету сжил, вместе с чадами и домочадцами, власть и богатства к рукам прибрал… об одном только не позаботился: старший сынок его врага сбежать успел, наследничек… Уж он-то за отца сполна расплатился! Нет, он крошек Вейзов пальцем не тронул — хозяин рук пачкать не уважает — зато самолично присматривал, чтобы никому из них мало не досталось. Только девчонку-красавицу — во всем свете краше не сыщешь — себе оставил. Сопляк был, вроде тебя, но против Нарайна Орса я и тогда не пошел, и сейчас испугаюсь…