— Все мы знаем, кому он служит, поэтому и место ему здесь, в замке, — Рахун был спокоен, вроде даже улыбался. — Уж не боишься ли ты, что он из-за этого со службой стража не справится?
— Я потерять щенка боюсь, — т’хаа-сар встал со скамьи, поставил на столик чашку и вдруг заговорил резко, жестко, переходя на даахири. — Молод он, не нюхал еще ни беды, ни радости, а туда же, «жизнью и кровью»! Адалан — это бездна, Белокрылый. Погубит он твоего сына, переломает как щепку и сам не заметит!
В зале повисла тишина: магистры растерялись от неожиданности. Даже Рахун как-то необычно, угрожающе замер.
А у Адалана аж дыхание перехватило, словно льдом сковало легкие, и сердце, как смерзшийся камень, ударило с металлическим звоном: «Как же он меня ненавидит… как они все, наверное, меня ненавидят и боятся!» Застучали зубы, задрожали пальцы, захотелось сжаться и совсем исчезнуть. Трепещущий силой полог истончился, едва не растаял.
И тут Адалан услышал голос Белокрылого:
— Не забывайся, Ирбис. Если разучился зверя прятать, так хоть язык прикуси — ты о детях моих говоришь. Не ровен час, ответить придется.
Лица Рахуна видно не было, но Адалан еще ни разу не слышал, чтобы отец так злился. Говорил он тихо, слов почти не разобрать, но и этого хватило, чтобы по-настоящему пожалеть о своей безрассудной затее и о том, что услышал лишнее.
Даже Кайле, которая ничего не поняла, и та догадалась: дело неладно.
— Лан, что случилось? — тихо спросила она, заглядывая в глаза.
А потом вдруг обняла и зашептала совсем как взрослая, утешающая ребенка:
— Ну что ты? Перестань, не бойся. Все будет хорошо.
А Адалану было так холодно! Пламя, родное, ставшее уже привычным, внезапно совсем его покинуло. И он с надеждой прижался к подруге, радуясь ее хоть и слабенькому, но живому теплу.
— Рахун, Фасхил, — Дайран поднял руки, призывая к спокойствию, — замолчите оба! Когда повзрослеете наконец, перестанете драться и начнете договариваться?
— Я боюсь за мальчишку, — упрямо повторил страж. — Он и мне как сын. Как я посмотрю в глаза его матери, если не уберегу? Проще умереть…
— Жизнь и кровь хранителя принадлежат Хаа, Фасхил, — вмешался молчавший до этого Хасрат, — не Рахун решает судьбу Сабаара и не ты. Ты можешь только помочь или стать еще одной помехой. Я знаю Лаан-ши еще с испытаний: да, с ним тяжело. Но разве порознь им легче?
Магистр Дайран благодарно кивнул Хасрату и повернулся к стражу:
— Мальчики нужны друг другу. Они достаточно жили врозь, и теперь что случится — то случится, тянуть дальше нет смысла. Но решать тебе, т’хаа-сар. Так что скажешь?