— А ты, наверное, меня уже до дна прослушал, до самой последней тайны? — Рахун повернулся и посмотрел прямо в глаза, как будто специально открываясь. — Только я ведь ничего и не прячу — нечего мне. А вот ты прячешь, от самого себя скрываешь, что не Хафиса тебе нужна, а боль. Вечная боль и вечная сила. Ты отвык быть слабым, т’хаа-сар Фасхил. Я бы помог избавиться и от боли, и от силы, спел бы тебе… только ты ведь откажешься.
— Еще чего! Что мое — мое, плохое ли, хорошее, не тебе судить.
— Я могу судить, Фасхил. Не поверишь, но я знаю цену и горю, и счастью. И жену свою люблю, и дочь, и сыновей…
— Вот именно, сыновей, — перебил Фасхил, — сколько их у тебя? Четверо?
— Пятеро. Адалан тоже мой сын.
— А у нее один-единственный! Почему он, Рахун? Адалану нужен хранитель, необходим. Но почему такой же щенок, как он сам?! А там еще и девчонка эта… слышал поди, что между ними? Лаан-ши еще дитя, может, ничего и не понимает, но Волчонок-то уже нет! Знаешь ли ты, как рвет душу любовь такого, как твой Адалан? Если он не убьет Сабаара, то с ума сведет точно…
Как объяснить? Как найти слова, чтобы описать безграничную пустоту мрака, ужас вечного одинокого падения… и пламя: жар расплавленных недр, когда кости самой земли пылают, как масло; боль и вой заживо горящей плоти. И силу! Дикую лавину ярости, вмиг превращающую его в чудовище, способное одним рыком валить деревья, ударом хвоста рассеять армию. Кажется, встань на его пути дракон Аасу — и тот был бы повержен… Что такое жерло Стража в сравнении с мятежной душой Адалана? Лесной костер? Пламя забытого факела? Ничто!
А сердце рвется, в кровь разбиваясь о ребра. И хочется удушить мальчишку, впиться зубами в горло, разорвать плоть, растоптать, уничтожить, чтобы забыть о страхе, о боли… а в следующий миг — припасть к его ногам, лизать руки, скулить, преданно, по-собачьи, моля о единственном счастье — быть рядом, защищать его дар жизнью и кровью и умереть, ни о чем не задумываясь.
— Думаешь, я не люблю твоего Лаан-ши? Испытываю, чтобы сорвался, чтобы иметь право убить? Проклятье Творящим, нет! Я сам умру за него с радостью. Но не верю, что Сабаар справится. И Армин, и Майяла сильны, но их сила теряется рядом с Адаланом. Даже Могучий ему не ровня… щенок поглощает, подчиняет полностью. Стоит Волчонку окунуться в эту бездну — и он себя забудет, а ведь ему только шестнадцать. Мог бы просто жить, радоваться, лазать по скалам, нырять в водопад, девчонок целовать. И с одной из них разделить а-хааэ.
Рахун не спорил, молча слушал. И стал таким незаметным, что Фасхил почти забыл о нем и уже не столько с ним объяснялся, сколько с самим собой. А когда опомнился — опять почувствовал досаду. Странный этот колдун, непонятный, неуловимый: то ли опять смеется, то ли хочет подловить и доказать свою правоту? И добавил уже больше ради вызова: