И тут же привиделась другая улыбка, очень похожая — но только ему… Салема. Вспоминать невесту было еще больнее. Творящие милостивы, может быть, ей уже нашли более подходящую пару.
— Этот малыш — лучший боец Орбинской арены, — ответил Нарайн бородатому, — не дури — стреляй.
— Ха! Наш подкидыш со страху обделался, — хохотнул один из разбойников и, выхватив клинок, послал коня к дому. За ним рванул еще один.
Три вздоха — и лошадь первого рухнула, с визгом суча ногами. Умгар едва успел выскочить из-под ее тела. Второму повезло меньше — меч мальчишки располосовал бедро от паха до колена.
Теперь дернулся и Вечко.
— Помнишь, где твой меч? А сотник что говорил? — зло усмехнулся Нарайн. — Так слушай меня: арбалет возьми. Хотя, если сдохнешь на пороге сокровищницы — мне-то что?
Вечко еще озирался, соображая, но остальные четверо уже вскинули самострелы. Два болта ушли мимо, но двух оставшихся — в плечо и в живот — щенку хватило. Он, теряя клинки, завалился в траву.
Разбойники тут же рассыпались по двору: один полез в повозку, другой — в конюшню, кто-то прихватил редкостное оружие молодого хозяина. Несколько человек, во главе с Дикарем, вломились в дом. Сонных охранников прикололи сразу, остальных вместе с их добром поволокли во двор.
Нарайн спешился, подошел к раненому и присел рядом.
— Что, Гайи, не хочется больше улыбаться? Где твой батюшка? Никак в Шиварии. Или уже в Мизаре травой пыхтит? А твой высокий покровитель? Небось в дальние щели дворца забился? А ведь вас предупреждали.
Гайяри попытался сесть, не смог, только лишь чуть повернулся на бок и приподнялся на локте здоровой руки.
— Нарайн… не ждал тебя тут увидеть, — он все же попробовал улыбнуться, но только скривился от боли. — со скотом умгарским братаешься… ну-ну…
— Не ждал? А зря. Я вот с весны только и мечтаю увидеть, как эта твоя улыбочка погаснет. Жаль, жаль, Геленна нет… ну ничего, найдутся добрые люди, расскажут, куда семья пропала. Тяжело тебе беседовать? Тогда ты просто слушай, а я расскажу. Эти вот скоты — кивнул он на своих спутников, — пришли сюда за богатством. Но Дикарь Борас — не-ет. Дикарь золота не любит, ему нужны хорошенькие головки твоих братьев, и он их получит. Сначала их, а потом их матушку и тебя на закуску.
Гайяри, бледный, как покойник, сжал зубы, но все же приподнялся еще. Проглотил набежавшие слезы и заговорил уже спокойно.
— Нар, мы с тобой друзьями никогда не были, но ты же не умгарский варвар. Ты зол, знаю. И я — вот он, тут. Скажи своим ублюдкам, пусть возьмут меня. Все, что захотят, я даже подыграю, ты меня знаешь… хоть кишки на кол мотать… но мне, не мальчишкам… они же дети, пусть их просто убьют. Сразу.