Молодой Орс только усмехнулся и встал.
— Мои братья были младше. Бо будет веселиться, а ты — слушать. Надеюсь, до самого конца доживешь.
Он уже уходил, когда услышал:
— А Салема? Ее тоже пусть получат?
— Салема здесь?
Вот теперь паршивец Гайяри снова улыбался:
— Где ж ей быть…
— Ну, значит, не повезло… — Нарайн остановился, оглянулся. Потом достал свой кинжал и положил рукоятью в ладонь раненому, — Держи, Гайи. Все, что могу. Прощай. — и спокойно, как можно спокойнее пошел к дому. В голове осталась одна мысль: Салема… как бы не опоздать.
— …а эта, штоб мне больше баб не щупать! Разве ж такие-то бывают?
— Да все они промеж ног похожи! Ну-ка, Шавор, покажи, какова девка голая, — услышал он.
Меч выхватил уже на бегу, взмахнул плавно, как на уроке. Умгары шарахнулись из-под клинка в стороны.
— А ну прочь! — и сам свой голос не узнал.
— Нар, да ты сбесился, ништо?
— Сам же хотел, чтобы всех тут кончили.
Хотел! Видят Творящие! Но ее… Сладкий сон свой, мечту — отдать этому грязному сброду? Он сам поклялся мстить и сам — сам! — решит судьбу Салемы.
— Она — моя доля. Кто оспорит?
Такого уговора не было, но что же: добыча вышла богатой, всем хватило. А девка — так и то правда, что все они, и орбинские красавицы, и простушки деревенские, скроены одинаково, а эта — вдруг еще и ведьма? Пусть уж золотоволосые сами со своими бабами разбираются.
Плюнули и уступили.
Последний детский визг взвился и захлебнулся.
Гайяри уже не пытался держать лицо, только крепче сжимал рукоять кинжала. Хорошо. Если за ним придут — кто-то из этих свиней еще свое получит. А если так и бросят умирать — что ж, можно будет долго не мучиться. Но это все потом, время есть, а сейчас…
— Именами Творящих, Законом, Свободой и Любовью, силой и властью старшего рода, я, последний из Вейзов, требую справедливости: пусть враг мой, Нарайн Орс, и весь род его до последнего потомка, будет богами отринут и проклят…
Середина осени года 613 от потрясения тверди, Орбинская республика: Замок Ордена Согласия в Тироне, умгарский лагерь под стенами осажденного Орбина.
Кого с детства учили не брать силой, а договариваться, убийства не порадуют — это Нарайн понимал сразу, и все же надеялся, что месть Вейзам успокоит, притупит боль потери, потушит гнев. Но с резни в Яшмовом Гроте прошел почти месяц, а скорбь и обида как были, так и остались при нем. Особенно паскудно становилось наедине с Салемой… подумать только! Когда-то он мечтал хотя бы о случайной встрече. Да что вспоминать? К ней и теперь тянуло невыносимо. Стоило оставить одну — тут же начиналось беспокойство: вдруг обидят? Или сама какую глупость вытворит? И он, забыв обо всем, мчался к своей Сали, чтобы вновь наткнуться на пустой взгляд снулой рыбы, за который хотелось убить на месте!.. или самому убиться. Вот и приходилось коротать вечера в кабаках с бойцами Цвингара, заливая разбавленным пойлом их бахвальство и плоские шуточки.