Только где теперь эта гордость? Немыслимо: Орс — работорговец. И везет мальчишку на ярмарку не ради радости и праздника, а чтобы продать! Продать тому, кто любит молоденьких мальчиков и души не пожалеет, чтобы иметь в своих покоях златокудрого орбинита… докатился. Предки не то что в бездне — в сияющих чертогах со стыда сгорят…
Мальчишка на руках заворочался, чуть слышно пискнул и застонал. Нарайн отвернул плащ — может, пора ему добавить зелья? Нет, вроде снова уснул: искаженное страданием лицо разгладилось, и из-под детской припухлости вновь проступило точеное благородство черт… такое знакомое. Неожиданная теплота, возникшая вдруг в душе, заставила улыбнуться: ничего, маленький, скоро доберемся…
Что за чушь?! Твои происки, Любовь Творящая, Младшая из Троих? Улыбку сменила привычная кривая усмешка. Нет, сука, не получишь ты Нарайна Орса, сына старшего рода Орбина.
— Я — вершитель, — зло прошептал он, — все решаю сам. Имел я планы Творящих на свой счет!..
С трудом подавив желание бросить на дороге, Нарайн только крепче прижал мальчишку к груди и как следует наподдал лошади. Глупо, конечно, но может хоть бешеный галоп прочистит голову.
В Мьярну Нарайн прибыл уже к вечеру. Заканчивался месяц пятнистого оленя, а вместе с ним — знаменитая на весь свет Мьярнская осенняя ярмарка. Еще день-другой, и гости начнут разъезжаться, следом за ними в путь отправятся орбинские торговцы: как известно, кто боится Поднебесных круч, тот мизарских вин не пьет. Человек, нужный Нарайну, был тонким ценителем мизарских вин — в числе прочего, он слыл и известным виноторговцем — и от рисковых операций никогда не отказывался. Потому следовало торопиться, чтобы застать его еще дома, веселого, довольного и разбогатевшего на последних сделках. Уж то, что почтенный Рауф Камади своего на ярмарке не упустил, в этом сомневаться не приходилось.
Заплатив за въезд положенную пошлину, Нарайн забрал опечатанный меч и сразу же направился к известному постоялому двору, именуемому «Златорогом». По малолюдным окраинам он пролетел как ветер, но ближе к базарной площади улицы оживились, и вскоре тележки, повозки, разного рода носилки вместе с толпой праздно шатающегося народа запрудили всю дорогу. Пришлось спешиться и вести коня в поводу. Крики зазывал, запах пота, сластей и пряностей, пестрые юбки уличных актерок, бока, руки и спины… Голодный с прошлого вечера, измотанный дорогой и бессонной ночью, изрядно разозлившийся Нарайн с трудом пробирался сквозь всю эту суматошную толчею и едва сдерживался, чтобы не потребовать дороги плетью. Хорошо хоть мальчишка все еще спокойно спал под плащом. Пришлось даже пару раз остановиться и проверить, дышит ли, но, слава Творящим, болезнь отступила, даже кровотечение совсем прекратилось.