— На господина Нарайна Орса он похож.
— Хм… наверное, так, — усмехнулся магистр. — А еще на господина Иделара Кера, да?
Адалан подумал, и согласился:
— Да, и на господина Кера тоже.
Между купцами было немало общего, но все-таки сам магистр напоминал ему бывшего хозяина куда сильнее. Адалан еще не успел до конца понять, что же это значит, когда учитель закончил за него:
— На Орса из Орбина, на Кера из Тирона, на меня и на тебя, мой мальчик.
Вот, значит, в чем дело! Адалан отбросил сомнения и нежелание вспоминать давние дни в школе — удовлетворить любопытство стало куда важнее.
— Так значит, господин Орс и господин Кер — особенные, не такие как все? И ты… и мы тоже?
— Да, мальчик, особенные. Мы, — магистр Дайран снова указал на витраж, — такие, — и тоже затянул на даахири. — И взял Маари пыль звериной тропы, и слюну хищника, и кровь его жертвы, и прибавил к тому семя трав, и гниющий плод древа, и смешал это с каплями вод небесных и каплями вод земных, и вылепил себе дитя. И обжег его тело пламенем бездны, и остудил неутомимым ветром. И сказал: вот дитя мое, по образу моему, вот дар мой — пламя всетворящее, чтобы создавать и разрушать, и власть иметь над созданиями, и в этом быть равным нам, и хотеть больше, но не видеть края сущего и не знать покоя. И стал человек Маари по образу Маари, дитя тьмы, свободы и хаоса.
Адалан слышал эту песнь много раз, ловил образы, нарисованные старой хааши, но слушал и смотрел бездумно, как сказку, не связывая со своей жизнью. Жизнь — это силки на мелких зверьков, рыбалка, горячая похлебка и шумные щенячьи игры. Когда Адалан слушал песни Шанары, богов и магов в его жизни еще не было.
Магистр закончил и снова улыбнулся:
— Помнишь? Это про нас с тобой, мальчик. Мы — дети Маари, первородные из праха, с магией богов, вечной жаждой познания и творчества.
— А что же все остальные люди, не такие?
— Остальные люди пришли в мир позже. Наши предки слишком сильно хотели сравняться с богами, они не справились с магией и чуть не разорвали землю. Твердь земная содрогнулась и сбросила гордецов в бездну. Бог свободы творящей пытался спасти своих детей, но не успел — смог защитить только Орбин, единственный из древних городов. Потом жизнь наладилась: рыба вернулась в реки, в лесах и лугах расплодилось зверье, на месте разрыва тверди встали Поднебесные горы. Другие Творящие помогли брату вернуть своих детей. Но боги стали опасаться людей, и те, что родились позже, уже не получили власти над всетворящим пламенем. Только мы, потомки выживших первородных, еще сохранили ее остатки, понимаешь, мальчик?