Кончились их гулянья предсказуемым образом — «Минерва» ушла, московиты остались в Гданьске.
— Как же быть? — растерялся Воин Афанасьевич.
— Я попробую догнать пинасс. В порту наверняка стоят другие суда, которым нужно в Копенгаген. Ничего с селедкой не случится… — горестно сказал Герхард. И по его лицу московиты поняли, что догнать «Минерву» уже невозможно.
— Видимо, судьба вам ехать в Варшаву. Я хоть коней купить помогу, — обещал приунывший Герхард. И слово сдержал — через два дня Воин Афанасьевич и Васька на крепеньких бахматах тронулись в путь. Герхарду они дали на прощание пять талеров, чтобы хоть малость его утешить.
— Ничего, Речь Посполита — тоже Европа, — сказал Ордин-Нащокин-младший. — И я говорю по-польски, а по-датски нет. Что Господь ни посылает — все к лучшему.
Ехали они неторопливо, полагая прибыть в Варшаву в начале сентября.
Там их уже ждали.
И ожидание это началось дня за два до их приезда. Причем не в Варшаве, а в Кракове.
В дом ксендза Циховского, старого опытного священника, мастера религиозных споров, способного обратить в свою веру любого еретика, ночью явился гость.
— Простите, отец мой, что я в такое время, — сказал этот гость, войдя в крошечный кабинет, где ксендз засиделся дотемна, готовя новую проповедь.
— Ты пришел доложить, как выполнил поручение?
— Нет, отец мой, поручения я не выполнил.
— Как так?
— Сейчас расскажу.
— Садись, брат, и рассказывай.
— Я шел по Курляндии, навещая указанных вами священников, всюду встречал хороший прием, но случайно я узнал новость. Из Московии бежал сын воеводы кокенгаузенского. Это молодой человек, для московита довольно образованный — он знает немецкий и польский, а также латынь, учил французский, заведовал перепиской своего отца. Воевода просил помощи у герцога Якоба, тот разослал на поиски своих людей. Ясно было, что молодого человека ищут не ради его прекрасных глаз, а он увез какие-то важные бумаги. Господь был ко мне милостив — я повстречал двух заблудившихся московитов и в одном узнал сына воеводы.
— Это не было ошибкой?
— Нет, отец мой. Они бежали, потому что больше не хотели жить в своей Московии. Когда они оба спали, выпив опиумной настойки, я обыскал их. Бумаги существуют, но они написаны шифром. Что в них — я не понял.
— Продолжай, брат.
— Отец Миколай, я подумал: русский, сын воеводы, который так враждебен своему государю и своему отечеству, может быть хорошим приобретением для ордена.
— Это верно.
— Я сделал все возможное, чтобы они попали под вашу опеку. Я вызвался быть их провожатым, плыл с ними из Либавы в Гданьск, и сейчас я опередил их, чтобы обо всем вам доложить. Этот сын воеводы попытается продать свои бумаги и будет искать себе покровителей при королевском дворе. Есть время подготовиться к встрече. Я научил их поселиться в гостинице на улице Длугой. Вот почему я не выполнил поручения и развез только четыре письма из десяти.