— Помолился ли ты, брат, перед тем как принять это решение?
— Да, отец мой, я долго молился. И смею думать, что Господь благословил мое решение — московиты так ни о чем не догадались.
— Это хорошо, что они не догадались… Завтра я исповедаю тебя и отпущу тебе грех непослушания. А сейчас ступай — ты устал, брат, тебе нужно хоть немного поспать.
— Благодарю, святой отец, — и молодой иезуит поцеловал дряблую руку старого иезуита.
В Либаве Шумилову довольно быстро удалось узнать, на каком судне отплыли Ордин-Нащокин-младший и Васька Чертков. Он отправил в порт Петруху — а Петруха нашел бы общий язык даже с моряками острова Мадагаскар.
В порту запомнили Черткова — он так орал, когда спустился в лодку, а лодка под ним заколыхалась, что мудрено было не запомнить, насмешил он портовый люд на славу.
— А та «Минерва» побежит сперва в Мемель, потом в Гданьск, потом в Копенгаген, потом на север, в Гетеборг, — докладывал Петруха Шумилову.
Они сидели во дворе, завернувшись в домотканые одеяла, довольно грязные, а рядом рыбачка, в чьем доме они остановились, стирала в лохани их исподнее. День был солнечный, портки и рубахи вскоре бы высохли на ветру и приняли тот замечательный запах чистого белья, который после баньки слаще медового. Рыбак, хозяин двора, был по здешним понятиям зажиточный, имел и хлев, и свинарник, и баньку. На нее была вся надежда — с самого Царевиче-Дмитриева, а Ивашка с Анриэттой с Москвы толком не мылись, а спали, не раздеваясь. Для людей, привыкших париться раз в седмицу, это было страх как неприятно.
Анриэтта — та сразу как-то договорилась с рыбачкой и получила ведро теплой воды и драную льняную простыню вместо полотенца. Потом она одолжила у рыбачки какие-то клетчатые юбки и пошла по лавкам.
— Ее дело бабье, — одобрил этот поход Петруха. — И не положено бабе в мужском ходить. В дороге, может, и ничего, Бог простит, а лучше бы в бабьем…
Ему хотелось увидеть эту женщину не в мужском кафтане, с волосами, кое-как убранными под шапку, и не в широких штанах, делавших ее неуклюжей.
— Гетеборг… — задумчиво повторил Шумилов. — Там ему, кажется, делать нечего.
— Если вздумал убежать как можно дальше, то и Гетеборг хорош, — возразил Ивашка, которому Петруха уже рассказал про этот город.
— Или Мемель, или Гданьск, или Копенгаген… — пробормотал Шумилов.
Ему очень не хотелось просить совета у Анриэтты.
Шумилов, имевший хорошую память на чертежи и карты, нарисовал прутиком на земле примерный план местности. От Мемеля шла довольно прямая дорога на Ковно. И далее можно было, сделав порядочный крюк, пробираться к Варшаве, если только целью беглецов была Варшава.