Вади Осман сегодня была менее прихотливой в течении и расширялась медленно. После двух с половиной часов она внезапно завернула направо через провал, и мы оказались в Хамде, узкой, окруженной скалами горловине. Как обычно, края русла в твердом песке были голыми, а середина щетинилась деревьями хамдских асла, в серых, соленых, выпуклых струпьях. Перед нами были пруды пресной воды, самый большой из них — около трехсот футов в длину и неожиданно глубокий. Мохаммед сказал, что вода в них остается до конца года, но скоро становится соленой и бесполезной.
Напившись, мы искупались и нашли там полным-полно серебряных рыбешек, прожорливых и похожих на сардин. После купания мы тянули время, продлевая удовольствие для наших тел; и в темноте снова сели в седло, и ехали шесть миль, пока нас не стало клонить в сон. Тогда мы свернули повыше, чтобы разбить на ночь лагерь. Вади Хамд отличалась от других пустынных долин Хиджаза прохладным воздухом. Это было, конечно, особенно заметно ночью, когда белый туман, покрывая долину, как глазурью, соляными испарениями, поднялся на несколько футов вверх и стоял над ней без движения. Но даже днем, при солнечном свете, в Хамде было сыро, влажно и неестественно.
Следующим утром мы выехали рано и прошли большие пруды в долине; но лишь немногие годились для питья, остальные стали зелеными и солоноватыми, в них плавали маленькие белые рыбки, дохлые и почти засоленные. Затем мы пересекли русло и сделали бросок на север через равнину Уджила, где Росс, наш полковник авиации из Веджха, в последнее время расположил аэродром. Арабские охранники сидели там при бензине, и мы позавтракали с ними, а затем поехали по вади Метар к тенистому дереву, где проспали четыре часа.
Днем все взбодрились, и джухейна начали состязания на верблюдах. Сначала их было двое против двух, но потом присоединились и другие, пока их не стало шесть в ряд. Дорога была плохая, и, наконец, один парень бросил свое животное галопом на кучу камней. Верблюдица поскользнулась, так что он свалился и сломал руку. Это было несчастьем; но Мохаммед хладнокровно перевязал его тряпками и верблюжьей подпругой и оставил под деревом отдохнуть, прежде чем ночью вернуться в Уджилу. Арабы небрежно относились к сломанным костям. В палатке в вади Аис я видел подростка, у которого предплечье срослось криво; обнаружив это, он погрузил в себя кинжал, пока не дошел до кости, сломал ее заново и вправил; и лежал, философски снося мух, с левым предплечьем, укрытым целебным мохом и глиной, ожидая, пока поправится.