Моя охрана, в особенности аджейли, были по натуре щеголями, тратили свое жалованье на одежду или украшения, а время тратили, заплетая свои блестящие волосы в косички. Масло придавало им гладкость, и, чтобы уберечься от вшей, они регулярно чесали головы гребешками с тонкими зубьями и сбрызгивали верблюжьей мочой. Доктор-немец в Беершебе, в их турецкий период (это были те люди, что одним туманным утром бросились на нашу территориальную конницу в Синае и сокрушили ее пост), приучил их к чистоте, запирая вшивых в армейских нужниках, пока они не начинали глотать собственных вшей.
Ветер на рассвете затих, и мы двинулись вперед на Азрак, нам оставалась еще половина пути. Едва мы, однако, покинули кучи песка у колодцев, возникла тревога. В кустарнике увидели всадников. Эта местность была облюбована разбойничьими отрядами. Мы собрались в лучшем месте и остановились. Индийская секция выбрала крошечный хребет, изрезанный узкими руслами водных каналов. Они поставили верблюдов во впадине позади и мгновенно снарядили свои пушки. Али и Абд эль Кадер развернули свои огромные багряные знамена на прерывистом ветру. Наши стрелки, во главе с Ахмедом и Авадом, выбежали вправо и влево и обменялись длинными очередями выстрелов. Все это закончилось неожиданно. Враг вышел из укрытия и строем двинулся к нам, размахивая покрывалами и рукавами и распевая военный приветственный марш. Это были бойцы племени серхан, которые направлялись отдать присягу Фейсалу. Когда они услышали наши новости, то примкнули к нам, обрадовавшись, что сэкономили путь, так как их племя обычно не было ни воинственным, ни кочевым. Вместе мы с помпой вступили в их палатки в Агин эль Бейда, в нескольких милях к востоку от Азрака, где собралось все племя, и нам устроили грандиозный прием, потому что много было страха и сетований среди женщин в то утро, когда мужчины уходили, вверяя себя превратностям восстания.
И вот они возвращались, в тот же день, с собственным шерифом, с арабскими знаменами, шагая в ряд вместе с сотней оборванных людей и распевая так же весело, как при своем выступлении. Мой взгляд упал на приметную рыжую верблюдицу, кажется, семилетнюю, под одним из сирхани во втором ряду. Высокое животное было не из тех, на которых можно поставить, но с такой длинной раскачивающейся поступью, которой не было равных в нашей толпе, она должна была выйти вперед. Ахмет ускользнул, чтобы познакомиться с ее владельцем.
В лагере вожди распределили наш отряд между своими палатками, соперничая за привилегию развлекать нас. Али, Абд эль Кадера, Вуда и меня забрал Мтеир, верховный шейх племени, старое, беззубое, дружелюбное существо, которому приходилось поддерживать рукой челюсть все время, когда он говорил. Он оказал нам хлопотливый прием и неиссякаемое гостеприимство, угостил жареной бараниной и хлебом. Вуд и Абд эль Кадер почувствовали, видимо, некоторую брезгливость, так как пищевые привычки серахин казались примитивными, и у общего котла было больше брызг и возни, чем следовало в лучших палатках. Затем, при навязчивом понукании Мтеира, мы легли на ковры переночевать. Почуяв свежее мясо, к нам собрались все местные вши, клещи и блохи, которые давно не разнообразили свою скучную диету из одних серахин. Они на радостях были столь прожорливы, что, несмотря на все мои добрые намерения, я не мог продолжать их пиршество. Очевидно, так же не смог и Али, потому что он тоже сел и сказал, что ему не спится. Итак, мы разбудили шейха Мтеира и послали за Мифлехом ибн Бани, молодого, подвижного человека, привыкшего командовать битвами. Им мы объяснили нужды Фейсала и наш план помочь ему.