Там Алленби и Доуни рассказали мне, что британцы были измотаны походом и почти не могли двигаться среди уступов и обрывов холмов, изорванных снарядами и изрешеченных пулями, среди которых они сражались с турками на линии от Рамле до Иерусалима. И вот они просили меня потихоньку отправиться на север, к Мертвому морю, пока, если будет возможно, мы справа не поравняемся с его южным краем и не обновим протяженный фронт. К счастью, это было уже обсуждено с Фейсалом, который готовил проникающее движение на Тафиле, необходимое для первого шага.
Самое время было спросить Алленби, что он будет делать дальше. Он считал, что будет обездвижен до середины февраля, а тогда предпримет бросок на Иерихон. Много продовольствия враг перевозил на лихтерах через Мертвое море, и он просил меня учесть это движение как вторую цель, если попытка взять Тафиле увенчается успехом.
Я, надеясь усовершенствовать этот план, ответил, что, дабы турки были в постоянном напряжении, мы можем присоединиться к нему на северном краю Мертвого моря. Если он сможет доставлять ежедневно по пятьдесят тонн припасов, провианта и снарядов для Фейсала в Иерихон, мы покинем Акабу и переместим наш штаб в долину реки Иордан. Арабские регулярные войска, теперь численностью около трех тысяч, будут достаточны, чтобы сделать нас надежной преградой на восточном берегу, в пределах разумного.
Эта идея понравилась Алленби и Доуни. Они почти обещали нам такие условия, когда рельсы проведут до Иерусалима, примерно к концу наступающего января. Мы могли быть способны передвинуть нашу базу через два месяца после того, как рельсы будут закончены.
Эта задача предоставляла нам ясный план операций. Арабы должны были достичь Мертвого моря как можно скорее; задерживать продовольственный транспорт, идущий по нему в Иерихон, до середины февраля; и прибыть в долину Иордана до конца марта. Поскольку первое движение должно было для начала занять месяц, и все приготовления были налицо, я мог взять отпуск. Так что я отправился в Каир и оставался там неделю, экспериментируя с изолированным кабелем и взрывчатыми веществами.
Через неделю казалось самым лучшим вернуться в Акабу, куда мы прибыли на Рождество; и нашли Снэгга, в качестве старшего офицера в Акабе развлекающего британское общество обедом. Он закрыл заднюю палубу и выстроил столы, за которыми легко умещались хозяева и около двадцати гостей. Снэгг был благодетелем на этой земле — он с радостью предоставлял нам гостеприимство, судового врача, мастерскую и свою бодрость.
В первые дни восстания таким же образом для нас играл роль провидения «Хардинг». Однажды в Йенбо Фейсал прискакал с гор дождливым зимним днем, промокший, продрогший, несчастный и усталый. Капитан Линберри выслал на берег баркас и пригласил его на корабль, где его ждала теплая каюта, мирный обед и щедрая ванна. После этого он полулежал в кресле, куря одну из непременных своих сигарет, и мечтательно заметил мне, что теперь имеет представление об удовольствиях рая.