Прямо к северу от Джидды была вторая группа черно-белых строений, которые двигались в дымке вверх-вниз, как поршень, когда корабль покачивался на якоре, и прерывистый ветер поднимал в воздухе волны жара. Для глаз и для прочих чувств это было ужасно. Мы начали жалеть о том, что неприступность, которая делала Хиджаз с военной точки зрения безопасной сценой для восстания, включала в себя неприятный и нездоровый климат.
Однако полковник Вильсон[36], британский представитель в новом арабском государстве, послал нам навстречу свой баркас; и нам пришлось сойти на берег и убедиться в том, что люди, левитирующие среди этого миража — самые настоящие. Полчаса спустя Рухи, ассистент Консульства по Востоку, восхищенно скалился, встречая Сторрса, своего старого патрона (хитроумный Рухи, похожий скорее на мандрагору, чем на человека), в то время как вновь назначенные портовые и полицейские сирийские офицеры выстроились вдоль причала в импровизированном почетном карауле, приветствуя Азиза эль Масри. Шериф Абдулла, второй сын старика из Мекки, как доложили, только что прибывал в город. С ним-то мы и должны были встретиться, так что наше прибытие было как нельзя своевременным.
Мы прошли мимо белого здания каменного шлюза, которое еще строилось, и двинулись в тягостный путь по рынку к Консульству. В воздухе, от людей к финикам и от фиников к мясу, эскадрильи мух, как частички пыли, плясали вокруг стрел солнечного света, вонзавшихся в самые темные углы лавок сквозь прорехи среди дерева и мешковины, нависающих над головой. Атмосфера была, как в бане. От четырехдневного соприкосновения с отсыревшим красным кожаным креслом на палубе «Ламы» белая рубашка и брюки Сторрса приняли такой же яркий цвет, а сейчас пот, бегущий по его одежде, светился, будто лак, покрывающий краску. Я был так заворожен этим зрелищем, что не замечал, как моя тиковая форма цвета хаки становилась темно-коричневой там, где прилипала к телу. Он задавался вопросом, смогу ли я в продолжение пути до Консульства достаточно взмокнуть, чтобы приобрести приличный, единый, гармоничный цвет; а я спрашивал себя, станет ли все, на что он сядет, таким же алым, как он сам.
Мы добрались до Консульства слишком скоро, чтобы питать надежды; и там, в затененной комнате с открытой решеткой за спиной, сидел Вильсон, готовый встречать морской бриз, что запаздывал в последние дни. Он принял нас натянуто, будучи из тех честных, добропорядочных англичан, к которым принадлежал бы и Сторрс, если бы не его артистическое чувство; когда мы с ним были в Каире, у нас произошел короткий спор о том, считать ли недостойным англичан ношение местной одежды. Я считал это попросту неудобным. Для него это было неприлично. Вильсон, однако, невзирая на личные чувства, был полностью за наше дело. Он сделал все приготовления к предстоящей встрече с Абдуллой и был готов предложить всемерную поддержку. Кроме того, мы были его гостями; а великолепное гостеприимство Востока было близко его духу.