Египтяне, домоседы и любители удобств, всегда находили перемены несчастьем. Сейчас они переносили трудности из чистой филантропии, что было им еще тяжелее. Они сражались с турками, к которым были душевно расположены, на стороне арабов, чуждого им народа, говорящего на родственном языке, но от этого еще более непохожего на них по характеру и грубого в быту. Арабы казались скорее враждебными к материальным благам цивилизации, чем ценили их. Они встречали непристойными плевками благие намерения хоть как-то приукрасить их наготу.
Англичане, уверенные в своем абсолютном превосходстве, были настойчивыми помощниками и не слишком роптали; но египтяне потеряли веру. У них не было ни того коллективного чувства долга перед Государством, ни того чувства личной ответственности, которое толкает упирающегося человека продолжать свой путь. Полицейская обязанность, которая была сильнейшим чувством англичан по отношению к беспорядку у соседей, в их случае заменялась инстинктивным побуждением по возможности тайно выступать на другой стороне. И вот, хотя с этими солдатами все было в порядке, у них был обильный рацион, хорошее здоровье, и среди них не было жертв, они находили, что не все в порядке с вселенной, и надеялись, что этот нежданный англичанин пришел, чтобы все поставить на место.
О прибытии Фейсала объявил Мавлюд эль Мухлюс, арабский фанатик из Техрита, который за безудержный национализм был дважды разжалован в турецкой армии и провел два года в ссылке секретарем ибн Рашида в Неджде. Он командовал турецкой кавалерией перед Шейбой и там был принят нами. Как только он услышал о восстании шерифа, то пришел к нему добровольцем и был первым офицером регулярных войск, присоединившимся к Фейсалу. Теперь он номинально был его адъютантом.
Он горько жаловался, что их плохо снабжают по всем статьям. Это главная причина их теперешнего трудного положения. Они получают от шерифа тридцать тысяч фунтов в месяц, но мало муки и риса, мало ячменя, мало винтовок, недостаточно боеприпасов, ни пулеметов, ни горных орудий, ни технической помощи, ни информации.
На этом я прервал Мавлюда и сказал, что именно для того я и приехал, чтобы узнать их нужды и доложить о них, но что я смогу работать с ними, только если мне объяснят общую ситуацию. Фейсал согласился и начал набрасывать мне картину истории их восстания с самого начала.
Первый бросок на Медину был отчаянным делом. Арабы были плохо вооружены, им не хватало боеприпасов, а турки имели большие силы, поскольку отделение Фахри только что прибыло, и войска, сопровождавшие фон Штоцингена в Йемен, были еще в городе. На высшей точке кризиса клан бени-али сломался; и арабы были выброшены за стены. Затем турки открыли по ним артиллерийский огонь; и арабы, непривычные к этому новому оружию, пришли в ужас. Племена аджейль и атейба укрылись в безопасное место и отказались двигаться снова. Фейсал и Али ибн эль Хуссейн напрасно разъезжали в открытую перед своими людьми, чтобы показать, что взрывающиеся снаряды не так смертельны, как кажется по их звукам. Моральное разложение углублялось.