Турки проскользнули мимо основной части арабских заградительных отрядов в вади Сафра по боковой дороге в горах и отрезали пути к отступлению. Люди племени гарб в панике незаметно ушли в ущелья с каждой стороны и скрылись через них по два — по три, беспокоясь за свои семьи, попавшие под угрозу. Турецкие всадники просочились в пустую долину через Дифранский перевал к Бир Саиду, где Галиб-бей, их командир, чуть не застиг ничего не подозревающего Зейда спящим в палатке. Однако предупреждение поспело как раз вовремя. С помощью шерифа Абдуллы ибн Таваба, старого воина из племени харитов, эмир Зейд достаточно долго сдерживал атаку врага, и в это время кое-что из его палаток и багажа погрузили на верблюдов и увезли. Затем он скрылся сам; но его войско превратилось в беспорядочную толпу беглецов, бешено несущихся в ночи к Йенбо.
Таким образом, дорога на Йенбо лежала открытой перед турками, и Фейсал прискакал сюда всего за час до нашего прибытия с пятью тысячами людей на защиту своей базы, пока не выстроена должная оборона. Его система шпионов разваливалась; гарб, потерявшие разум в темноте, приносили дикие и противоречивые донесения с той и другой стороны о силе турок, их движениях и намерениях. Он не имел представления, ударят ли они по Йенбо или удовольствуются удержанием проходов из вади Йенбо в вади Сафру, пока не бросят основную массу своих сил на побережье между Рабегом и Меккой. При любом повороте событий ситуация была серьезной: лучшее, что могло случиться — если присутствие Фейсала привлекло бы их сюда и заставило бы потерять больше времени на охоту за его армией, пока мы укрепили бы Йенбо. Тем временем он делал все, что мог, довольно энергично; поэтому я сел и стал слушать новости, а скорее — петиции, жалобы и вопросы, которые несли ему, а он в общих чертах их решал.
Шарраф рядом со мной вовсю работал зубочисткой между своими блестящими челюстями, подавая голос только раз или два за час, когда укорял слишком настойчивых просителей. Мавлюд то и дело наклонялся ко мне прямо через нейтральное тело Фейсала, с воодушевлением подхватывая, к нашей общей выгоде, любое слово из доклада, которое могло быть обращено в пользу мгновенной и правильной контратаки.
Это продолжалось до половины пятого утра. Стало уже очень холодно, когда туман из долины поднялся сквозь ковер и промочил нашу одежду. Лагерь постепенно замирал, потому что усталые люди и животные один за другим отходили ко сну; белый туман мягко стелился над ними, превращая костры в ленивые столбы дыма. Прямо за нами поднималась из тумана Джебель-Рудва, еще более крутая и ломаная, чем когда-либо, такая близкая в тихом лунном свете, что, казалось, нависала у нас над головами.