Встретив такой отпор, Ошур оторопел:
— Каюсь аллаху моему! Каюсь аллаху моему!
— Если каешься, дай мне отыграться. А пока приз пусть остается при мне.
Ошур затрясся.
— Не может он остаться при тебе!
— Нет, останется! Не согласишься — знай, смерть твоя ждет тебя на кончике моего кинжала!
— Стало быть, ты нарушаешь уговор. Разве не так?
— Это я-то нарушаю? Не торопись слишком! Потерпи до конца, если ты настоящий мужчина…
Ошур уступил:
— Ну ладно. Потерплю. Но и ты стой твердо на своем слове. Не вертись на этот раз туда-сюда.
Зуракан все еще не понимала, из-за чего они препираются, о каком призе идет речь. Простодушному человеку трудно бывает раскусить чужие умыслы, пожалуй, даже труднее, чем разглядеть змею, заползшую в глубокую нору.
Дневная жара начала заметно спадать, на долину вдоль реки уже ложились тени, повеяло свежим ветерком. Мулы пошли быстрей. Приободрились, ускорили свой шаг и погонщики, напоминая воронье, что спешит на ночлег. И тут раздался голос Ороза:
— О-о, племянница моя милая, что-то ты примолкла, не поешь, спой-ка нам.
Зуракан весело рассмеялась:
— Могу и спеть, дядя. Думаете, что мои песни выдохлись, как мулы вашего торгаша? Нет, они разнесутся далеко вокруг, стоит мне запеть…
Уже в первый день встречи с Зуракан, когда Ошур испугался, приняв ее за страшный призрак, а Ороз, смело подойдя к ней, надел свой халат, уже тогда у Ороза возникла вожделенная мысль: «Находка! Сущая находка! Не отдам ее Ошуру. Ни за что не отдам». Все свои уловки, всю хитрость пущу в ход, всю напористую мужскую ненасытную силу, а ее завоюю!..»
Но Зуракан, помня о своем муже-тихоне, решила про себя: «От волков отбилась, неужели не сумею уберечь свою честь?.. О несчастный мой Текебай! Если б мы были вместе, разве посмели бы напасть на нас волки? Разве посмеют позариться на женщину мужчины, если б рядом со мной, согревая меня своим телом, лежал муж мой. О несчастный мой Текебай, мой глупый недотепа.-..»
Стемнело. Зуракан легла на мягкую траву, но все ворочалась с боку на бок, не в состоянии забыться. Она лежала на опушке лесной чащи у быстрой речки, под развесистою елью, глядя сквозь полуприкрытые ресницы на голубую звезду, что мерцала над едва виднеющейся во тьме скалой, и думая: «Эх, если бы эта ярко горящая звезда была моей звездой!», как вдруг чья-то сильная рука сдавила ее тугую грудь…
Дремота вмиг соскочила с Зуракан.
«Что за наваждение? Кто это? Что этому человеку от меня надо? Вообразил, верно, что я из податливых».
А тот мял ее круглую, как яблоко, грудь. Зуракан притворилась, что крепко спит. «Посмотрю, что дальше будет, не стану пока трогать дурака жеребца. А если что — так хвачу по одному месту, взревет, как медведь». Чувствуя, что ее начинает одолевать смех, она перевернулась на правый бок. Чуть слышно, будто со сна, медленно глубоко передохнула. Опытный в любовных утехах, неукротимый Ороз ни минуты не сомневался, что достигнет своей цели: «Э-э… племянница дорогая! Пусть ты даже богатырша, придушившая волка, но имя тебе женщина. Не можешь ты не загореться, не расплавиться от жаркого дыхания мужчины».