Анархон не на шутку струхнула:
— Ой… что вы, да у меня свой муж есть! Зачем вы мне?
Страх, с каким произнесла это Анархон, рассмешил ее подруг больше, чем шутки возницы. С тех пор, как они отправились в путь, их доставляли от пикета к пикету разные возницы. Были среди них и разговорчивые, любители пошутить, и угрюмые молчальники.
Особенно наскучил женщинам вчерашний возница, который доставил их в предпоследний пикет. Мало того, что он был нем, словно каменный истукан, он еще и смотрел на своих спутниц такими злыми глазами, будто затаил кровную месть на каждую: «Ишь развратные суки, куда их несет от родного дома, от своих мужей и детей?! Так бы я и покончил с вами, сбросив всех в бездонную яму!» Когда он чмокал губами, погоняя лошадей, то скрипел зубами, щеки его вздувались, от всей его мрачной фигуры веяло угрозой.
Когда на последнем пикете его сменил игривый усач, Батийна с подругами облегченно вздохнули:
— Ой, неужели мы и вправду избавились от этого зловещего страшилы-молчуна?
Казалось, не в меру говорливый, шумный усач, докучающий своей назойливой развязностью, послан им, чтобы возместить с лихвой за вчерашнее. Доведя женщин до слез своими прибаутками, он поворачивался к лошадям и замахивался на них кнутом:
— А ну, дорогие, давайте-ка рысью. Ведь не кого-нибудь везу на чугунку, а свою ненаглядную. Для человека живого, как я, день все равно что для иного месяц… Не пройдет и двух недель, как я, скрестив руки на груди, буду встречать свою любимую… Гей-гей, бегите, дорогие!
Перестав смеяться, Батийна спросила у него удивленно:
— Эй, усач, скажи, кто ты? Огой[23], сарт или казах?
Дернув вожжами, он приосанился:
— А как, по-твоему?
— Если б знала, так не спрашивала бы. С виду не казах и не киргиз — вроде помесный какой-то. Но говоришь порой очень чисто.
Возница, все так же приосанясь, погладил усы и сказал по-киргизски:
— Я из тех, кто поет: «Моя джене в белом элечеке, целовать ее белую шею — вот в чем услада моя», а ты, птичка моя, доводишься мне снохой, а снохе положено ластиться и, попав в мои объятия, называть «абаке»[24]>2.
Батийна на этот раз не рассмеялась, но и обиды не выказала.
— Мы не из тех, что называют «абаке» первого встречного, готового посадить на свою руку любую птицу… Да и вы, на мой взгляд, не из тех, кому под силу подманить такую птицу, как я… — подхватила она шутку.
Усач, повернувшись к ней, всплеснул руками:
— А ту птицу, что не идет на зов, я ловлю сетями, дорогая моя джене.
— Смотри, как бы не порвались твои сети да самого тебя не разукрасили!
Возница решительно махнул рукой: