Они не могли различить, человек это или еще кто-то. Нежданно-негаданно у подножья безлюдного перевала, на берегу бушующей реки предстала перед их глазами одинокая, почти голая женщина.
Зуракан прибрела сюда, как только высвободила руку из волчьей пасти. Сбросив с себя клочья платья, она подошла к реке, обессиленно шатаясь, тяжело дыша, крепко-крепко стиснула правой рукой кровоточащую левую.
Сердце больно сжималось, рябило в глазах. Зуракан припала к воде. Сперва зачерпнула открытым ртом, лакая по-собачьи, потом стала глотать с судорожной жадностью. Оторвавшись от воды, она, упираясь в бока, облегченно охнула и принялась рвать подорожник у речки. Обложив раненую руку листьями, что напоминали собой кабаньи уши, она стала было завязывать ее клочками бязевых штанов, как вдруг увидела караванщиков с мулами. С размочаленными, всклокоченными волосами, со стекающими с подбородка каплями воды, с окровавленной рукой, она удивленно смотрела на невесть откуда возникших людей.
Не ведая ни страха, ни чувства стыда, она зашагала к караванщикам.
— Эй, вы! Джинна, шайтана увидели, что ли? — кричала Зуракан во весь голос. — Что разинули рты? Зачем вылупили глаза? Голую женщину никогда не видели?
Ошур, сидевший на темно-буром муле, пришел в себя и спросил испуганно:
— О-о… Орозжан, что за привидение на нашу голову? Говорит, как настоящий человек, да, совсем как настоящий человек…
— О торговец несчастный, чтоб тебе лопнуть! Почему, сарт, испугался голой женщины?! Я тебе не албарсты! Зуракан я!
Ошур подался назад, чуть не свалившись со своего мула. Купцу померещилось, что перед ним — его бывшая жена, которую он оставил в Ак-Су.
Зуракан шла, не стесняясь своей наготы.
— Двое суток ничего не брала в рот! Не сомкнула глаз, лежа на камне. Билась с волками. Неужели не видите, что изранена я, одни клочья висят? Может, какие тряпки у вас найдутся, чтоб мне прикрыться? Люди вы или нет?
В женщине заговорило чувство стыда, когда она приблизилась к торговцам на расстояние полета стрелы. Она прикрыла голые груди, скрестив на них израненные руки; сжавшись, опустилась на лужайке в высокую траву, громко всхлипывая.
— Будьте людьми, прикройте как-нибудь мой позор. Я убежала от унижений, спасалась от смерти. Не оставляйте меня здесь, дорогие аке…
Ороз торопливыми шагами подошел к Зуракан.
— Не плачь, дорогая, не надо… Куда ты бежала? Мы с тобой… Не бойся… — И Ороз накинул ей на плечи широкий мужской халат.
«Мы с тобой, не бойся…» — от этих слов повеяло на Зуракан теплом, как от утреннего солнца.
То поправляя на себе неуклюжий мужской халат, то отпуская его широченные полы и рукава, она жадно поглощала поданную лепешку и, едва уняв голод, прямо-таки взмолилась: