— Смотрите-ка, материя! — воскликнула она обрадованно.
— Кто тебе дал? — спросила сестра Маруко.
— Это мне, это мне! — запрыгала его младшая дочка.
— Тихо, вы! Ишь разгалделись! — прикрикнул на них Кависта. — Что, понравилась материя? Работать надо, тогда всего будет вдоволь. А вы сидите целыми днями дома и изнываете от безделья.
Потом, обратившись к отцу, спросил:
— Где ты все это взял?
— У тех, кому добро девать некуда, — ответил Маруко.
— У Веллингтона?
— И у него тоже. Да и староста расщедрился.
— Как это ты сумел?
— Очень просто. Они у других берут, а я у них. Да что это вы все дома? Почему не идете дом гостям строить?
— Еще чего! — презрительно бросил Кависта. — Что мы, рабы этих голландцев? Я никого из домашних туда не пустил.
— Конечно, Кависта, мы не рабы голландцев, но…
— Рабы старосты, да? — резко оборвал его сын.
— Ах, сынок, — вздохнул Маруко, — мы ведь живем не одни. Другой раз так что-нибудь не хочется делать, а приходится. Соседи-то что скажут?
— Значит, ты пойдешь строить этот дом?
— Я уже стар, Кависта, мне трудно себя переделать. Будет нехорошо, если я не пойду вместе со всеми. К тому же я сейчас от Имбаты. Чем только он нас не угощал! Подумай сам, какими глазами я буду на него глядеть, если после такого угощения не пойду со всеми на работу.
— Ну и ступай к своему Имбате. Ловко он тебя заманил! Но знай, никого из дому я с тобой не пущу!
На том разговор и кончился. Приказав жене убрать пока материю подальше, Маруко отправился на берег.
На месте будущего дома народу собралось порядочно. Работа шла уже полным ходом. Одни волокли из лесу деревья, другие тащили длинные прутья, третьи плели стены. Каждый делал что мог.
Маруко тут же включился в общую суету. То поможет поднять дерево, то поднесет связку прутьев. Лонторцы трудились изо всех сил, пот лил с них градом; но они не чувствовали усталости. Голландские моряки, которым не сиделось в своих палатках, подходили к работающим. Что-то говорили на своем непонятном: языке. И хотя никто из лонторцев не знал голландского языка, а заморские гости не понимали местного наречия, завязывались знакомства, слышались шутки, смех.
И только двое чужеземцев, Якоб ван Хеемскерк и ван Спойлт, не проявляли интереса к происходящему. Они удалились в стоявшую поодаль палатку и ни разу не вышли оттуда: видно, были чем-то очень заняты. Лонторцы уже поняли, что эти двое — важные господа, не чета прочим голландцам.
Никто не смел нарушить их уединение. Один только Маруко, ничуть не смущаясь, подошел к самому входу в таинственную палатку, откинул полог. И не успели Хеемскерк с ван Спойлтом сообразить, в чем дело, как он уже оказался внутри, отвесил им низкий поклон и уселся на землю, скрестив ноги.