— Я могу идти, товарищ полковник? — спросил Никонов.
— Не можешь, — сварливо ответил Зинченко. — Я тебя не отпускал. Чего квелый такой, Алексей?
Это было что-то новенькое. Давно уже Зинченко не называл бывшего товарища по имени.
— К службе это отношения не имеет, — буркнул Никонов.
— Имеет, — возразил Зинченко. — Потому что настроение работников сказывается на выполнении ими служебных обязанностей, разве нет?
По кабинету медленно летал тополиный пух. В открытое окно врывались привычные городские звуки: гул машин, щебет птиц, тарахтение газонокосилки.
— Все нормально, — сказал Никонов. — С женой немного не поладили. Образуется.
— С женой ладить нужно, — заметил Зинченко. — Обязательное условие для мирного сосуществования. Тут главное соглашаться и не спорить. Покивал, мол, да, да, хорошо, а сам по-своему делай. И никаких конфликтов не будет.
— Тут другое. Нервная она в последнее время. Не подступись.
— Гм. Для климакса вроде рановато. Сколько ей?
— Сорок скоро, — неохотно ответил Никонов.
— Не климакс, — кивнул Зинченко. — Может, гормональная перестройка какая? У баб бывает. Гормоны бушуют.
Никонов понятия не имел, что такое гормоны и как они влияют на состояние человека. Разговор по душам был дежурным и бессмысленным. Не признаешься ведь начальнику, что подозреваешь супругу в неверности. Никому не признаешься.
— Наверное, — согласился Никонов. — Пройдет.
— Ну ладно, — сказал Зинченко. — На этой оптимистической ноте и закончим. Свободен, майор. И действуй, действуй.
Вернувшись к себе, Никонов разложил на столе все семь папок с материалами о пропавших без вести и принялся в очередной раз изучать их, пытаясь отыскать какую-то общую закономерность, которая могла бы превратиться в ниточку, чтобы за нее уцепиться. Мешал допрос, проводившийся за соседним столом. Половину здания Управления полиции недавно забрал жилищный фонд, и сотрудники были вынуждены сильно потесниться. Пока начальство выбивало дополнительные площади, им приходилось делить кабинеты и мириться с сопутствующими неудобствами.
К Никонову подселили капитана Северцева, обладавшего столь хриплым голосом, что, слушая его, постоянно хотелось откашляться. Хриплоголосый Северцев проводил досудебное дознание по делу об убийстве на бытовой почве. Подозреваемый, он же, по всей видимости, убийца, совсем не походил на преступника. Это был полный дядечка с круглым безбровым лицом, вялым подбородком и постоянно расползающимися губами. Он утверждал, что жена его выпала из окна случайно, когда мыла стекла. Северцев в очередной раз зачитал ему показания свидетельницы из дома напротив, которая видела, как подозреваемый толкнул несчастную, когда она стояла на стуле. Никонов ожидал, что дядечка опять начнет юлить и изворачиваться, но тот неожиданно произнес: