Единственным развлечением в плохую погоду была игра в английского дурака (подкидного), в которую мы сражались втроем. Отец скучал, придирался к стряпне домработницы Груши. Мария Маркеловна неважно себя чувствовала, много плакала и я с ней. Итак, хороших прогулок в Михалках не было, но мы с Марией Маркеловной все же ходили гулять по полевым дорогам. Теперь уже я следила за ней и всегда брала с собой для нее вязаную кофточку, на случай, если ей покажется холодно. Деревень близко не было, дороги всегда были пустынными; однажды, помню, я потеряла на такой дороге свой маленький кошелек, на следующий день мы снова пошли по этой дороге и нашли кошелек, которого никто не тронул. Чего было много в Михалках, так это мух! Нигде никогда не видала я такого количества этих противных насекомых. Как только из кухни приносили на стол какую-нибудь еду, ее тотчас же надо было покрывать проволочным сетчатым колпаком. Между тарелками по столу двигались вереницы мух. В каждой комнате на столах лежали на газетах большие листы английской липкой бумаги «Tangle foot». Попав туда, муха пыталась вытащить лапки из вязкой жидкости и начинала в отчаянии жужжать тонким противным писком. Иногда, когда они уж очень надоедали, поймаешь муху и, вместо того чтобы ее убить, бросишь ее на липкую бумагу, обрекая ее на медленную смерть.
В общем, дача была из неудачных. Скучая, отец решил поездить по окрестностям, посмотреть имения, которые продавались крестьянским банком. В известном возрасте у многих появляется тяга к земле, вот и отцу захотелось приобрести клочок земли, где можно было бы проводить лето, но, кроме того, просто интересно было посмотреть на новые места. Марии Маркеловне нельзя было ездить по тряским проселочным дорогам, мы отправились с отцом и женой Демчинского, которая умирала со скуки в Михальках. На лошадях хозяйки мы поехали в соседнее имение, владелец которого навещал как-то нашу хозяйку и приглашал нас к себе. Выехали мы рано утром, вскоре после восхода солнца.
Сосед-помещик был дворянином бывшим владельцем крепостных. Из прежнего большого имения у него осталась небольшая усадьба, но он не менял фасона, носил дворянскую фуражку с красным околышем, сам правил тройкой борзых коней, запряженных в коляску. Тройка неслась, колокольчики заливались. Вот на такой тройке он и помчал нас по узким проселочным дорогам, с горы на гору в продающееся именье Надбелье. Имение нам не понравилось, дом был плохой, место некрасивое, но езда на лихой тройке запомнилась на всю жизнь. Отец брал этим летом с собой ружье. Особой охоты там не было, так как не было леса, но неподалеку от дома было небольшое болотце, где водились бекасы. В августе пошли дожди, дороги испортились, с трудом довезли мы Марию Маркеловну до города. По дороге из Великих Лук в Петербург, недалеко от станции Насва, находилось другое имение, которое рекомендовали отцу посмотреть. До этой станции мы доехали все вместе, в Насве мы с отцом сошли, Мария Маркеловна поехала дальше в вагоне второго класса, а домработницы с багажом — в третьем классе, в Петербурге их должен был встретить Петр Малафеев.