для снаряжения флота и войска, которые должны были бы помочь сицилийской знати свергнуть иго Анжуйской династии. А чтобы ему было ясно, что дело предстоит серьезное, но правое и требующее благородной отваги, королю сказали: «Должно быть, вы забыли о тяжких оскорблениях, которые нанесли французы вашему дому. Разве не они лишили жизни вашего сиятельного предка Педро Арагонского, нашедшего смерть от их рук в битве при Мурете? Да, по правде сказать, смерть его была славной, потому что он пал с оружием в руках. Но разве кровь Конрадина, пролитая презренным палачом, не взывает вас к мести? Но даже если вам безразличны смертельные оскорбления, нанесенные вашему дому, должны ли вы отказаться от прав своей жены? Трон Сицилии принадлежит ей, и от вас зависит воссоединение его с вашим троном. Все сицилийцы настроены в вашу пользу и очень в вас верят, они стонут под игом тирании и надеются обрести именно в вас своего освободителя. Не обманите же их ожиданий». Речь эта произвела решающее впечатление на Педро Арагонского, и он решил довести до конца замысел, от которого, прежде чуть не отказался. Клятвенно заверив союзников в своей поддержке, он снарядил флот и объявил, что готовит его для войны с сарацинами.
В то время, как вел он свои приготовления, король Франции Филипп Отважный[210] послал к нему спросить, в какую же из арабских стран намерен он направиться, и предлагал свою помощь и деньги. Арагонец, не открыв ему правды, принял предложение своего шурина[211], и Филипп, смущенный такой великой скрытностью, просил короля Сицилии быть настороже, но Карл, слишком уверенный в собственной отваге и могуществе, не придал особого значения словам французского короля и приготовлениям арагонцев.
Между тем Джованни ди Прбчида, в одежде монаха путешествуя по Сицилии, всюду готовил своих сторонников к общему выступлению. Заговорщики собрались в Палермо на праздник Пасхи, который в этом году выпадал на 29 марта, и случилось так, что именно накануне этого дня один из французов изнасиловал местную женщину. Узнав об этом, сицилийцы взялись за оружие. Французские солдаты поддержали своего соотечественника. И повод этот стал началом знаменитой резни, получившей название «Сицилийской вечерни», поскольку сигналом к ее началу послужил звон колоколов, призывающих людей по всему острову на вечернюю молитву. Именно с этого момента и началось всеобщее истребление французов: их убивали без различия звания, пола и возраста, больше не было почтения ни к родственным, ни к дружеским узам. Жестокость дошла до того, что беременным французским женщинам вспарывали животы, чтобы не оставить на Сицилии и следа этой ненавистной нации. Все дышало ненавистью и местью. И все-таки был пощажен и избежал смерти некий провансалец, Гильем де Порселет, правитель небольшого города Калафатимы, известный в этом городе своей скромностью, добротой и справедливостью. С почестями был он отправлен на родину, оказавшись единственным из 8 тыс. французов и француженок, кто оказался достоин такой чести, — все остальные были умерщвлены самым различным образом. Кровавая трагедия произошла не только в Палермо, все остальные города острова следовали примеру столицы и с удовольствием проливали кровь французов.