Уезжают навсегда (Долгарева) - страница 16

Половина меня смеется и собирается,


раздает шмотье, собирается на войну,


Я такая скотина, что везде прорывается


думала, что сдохну, но еще протяну.

Половина меня во тьме, за гранью,


половина меня мертва, и ей там неплохо,


ну а если в целом, то стою вот, не умираю,


дел по горло от вздоха до вздоха.

Мой любимый обнимает ту меня, что мертва,


говорит со мной, и я слышу его слова,


на изломе мертвого моего плеча —


его мертвая ласковая рука,


я целую его, говорю: забери, мол, меня сейчас,


а он говорит: подожди пока.

Море между нами, огромное море.


Он стоит на дне бесконечного океана,


и над ним колодец света, и в нем проплывают рыбы,


проплывают в бесконечном цветном просторе,


и он смотрит вверх, в этот свет, и светло и странно,


и проходит свет сквозь толщу зеленой глыбы.

Я парю в пустоте, и вокруг меня только это


небольшое окошко, источник света,


в каковой он смотрит, и мы с ним видим друг друга,


и вокруг ничего — ни времени, ни пространства.


Море между нами, и тело его туго,


и огромна его вода, никак не прорваться.

Он стоит на дне океанской бездны, не помня лица,


он глядит наверх, с трудом различая меня.


Но пока я помню о нем — окну не закрыться,


проплывают рыбы, серебриста их чешуя,


свету не прекратиться, не оставить его в темноте.


Мой хороший, я буду держать для тебя окно.


Мой хороший, я буду гореть свечой во тщете,


я не брошу тебя, где нет времени и темно.

Он стоит, и над ним — породившая нас бездна,


Мой хороший, я изгрызу караваи железны,


мой хороший, я стану пламенем — ярче солнца,


мой хороший, гляди наверх, и все обойдется,


я не брошу тебя в бесконечном твоем просторе.


Мой хороший, клянусь, я высушу это море.

Остается для меня радостью,


жизнью, маяком впереди, обнимает меня сзади, когда я сплю,


свернувшись калачиком, прижимая его штык-нож к груди,


и все так же слов не хватает, чтобы высказать, как люблю:

это как рассвет над соснами, видный с высоких гор,


это как над камнями течет прозрачный ручей.


Смерть ничего не значит, ничтожен ее приговор.


Я поворачиваюсь и засыпаю у него на плече.


Я всегда засыпаю у него на плече.

Не очень хороший человек,


вот прямо скажем, не очень хороший,


трусоватый, не слишком добрый, не всегда сильный


ну и все такое прочее


(в целом, обычные человеческие слабости,


но все же, если честно, не очень хороший),


получает на руки огромное горе,


бесконечное такое, изначальное горе,


и не зная, что с ним делать и как справляться


(мы же помним, что человек не очень хороший),


избавляется от вещей


и уезжает в город, где происходит война.

И вот он едет,


если со сборами, то без малого три недели,


на перекладных, с остановками,