Еще совсем, совсем себя не зная,
но в нас — вода, огонь и плоть земная
и песенка, разлитая окрест.
Немые, обнаженные, как будто
еще никто из нас на свет не вышел,
еще не пережившие рожденье,
еще не ведающие, что будет.
И мы идем, и мы себя не слышим,
Но в черных водах — наше отраженье.
6.
Но в черных водах — наше отраженье,
всегда вдвоем, и не бываем порознь.
И в темноте шумит живая поросль,
и волосы из черных — порыжели:
мы проступаем, словно сквозь бумагу
картина проступает на мольберте,
вбираем воздух, и песок, и влагу,
и никогда не будет больше смерти,
поскольку есть любовь. Она сильнее
и бережно хранит своих детей
от страха и беспамятных рождений.
И смерть отступит, больше не посмеет.
Течет вода. Мы проступаем в ней,
и мы идем долиной смертной тени.
7.
И мы идем долиной смертной тени,
чтоб никогда не убояться зла,
и истинная жизнь в нас проросла,
как семена неведомых растений.
Касаемся деревьев, трав, песка
рябины листьев, ягод бересклета,
идем в ночи с предчувствием рассвета,
и через нас течет, течет река.
И я тебя люблю. И тем мы правы,
и тем превозмогаем мы безверье
и тени, приходящие во сне.
Сплетаются неведомые травы,
кричат во тьме неведомые звери,
Но никакого страха нет во мне.
8.
И никакого страха нет во мне,
поскольку страх остался позади,
за гранью бездны, и огня, и льдин,
где смерть была, но смерти больше нет.
И там остались — ревность и тоска,
бессилие и тысячи сомнений.
Но есть любовь — и этим мы сильнее,
невидима — но есть твоя рука.
И проступает мир, живой и странный,
встает из тьмы, любовью порожденный,
и синяя горит над ним звезда.
Рождаются долины и саванны,
и шелестит трава светло и сонно,
и заросли пути и города.
9.
И заросли пути и города,
и юный мир, как маленький котенок,
еще сопит — пушист, прозрачен, тонок,
и бесконечна синяя вода.
И запахи острей. И пахнет летом.
В земле уже скребутся корешки,
крошливые ракушки из реки
и лепестки из старого букета.
И яблоки в траве лежат, душисты,
и наша память — не длиннее жизни,
восходит свет над яблоневым садом.
Течет река, ее песчаны склоны,
и пахнет тишиною обнаженной, —
полынью, кашкой, диким виноградом.
10.
Полынью, кашкой, диким виноградом
здесь заросли поля, и нет дорог,
но путь наш будет светел и далек,
а для него тропинок и не надо.
Мы ступим сами в эту тишину,
в живую зелень, и тропа за нами
начнет ложиться долгими шагами,
чтоб вместе с нами в вечность заглянуть.
Так странно быть. Так — начинаться — странно.
касаться мира и руками трогать
то место, где была лишь темнота.
И в предрассветных полосах тумана
за нами растворяется дорога,
но остается с нами навсегда.