Уезжают навсегда (Долгарева) - страница 21


Но останется запах сосны под весенним дождем


и холмы с кругловходами в желтом безлесном просторе.

Не кричи, не дыши, не пытайся понять и заснять,


загорается алым брусника во мху серебристом,


в летний дождь поднимается радуга – как изо сна,


виноградовые облачата на небе ребристом.

Ничего постоянного нет. Но потрогай цветок,


тонкопалый, лиловый, потрогай траву в седине,


это значит, что вечно не кончится далечь дорог,


это значит, что мир будет длиться, цвести в тишине.

Это значит, что мир проливается синим дождем


и опять обретает фактуру, и запах, и цвет.


Ничего постоянного нет — но и мы не умрем,


мы пребудем в цветах и восходах, в земле и траве.

Возрождение. Венок сонетов


1.


Ты есть. Я это помню в темноте.


И потому я не теряю силы


идти по этим травам черно-синим


прислушиваясь: есть ли ты? А где?


Вот так из ада выходил Орфей,


в сомнениях, в мучениях, в безверье.


И воет ветер, и тоскуют звери,


и никаких протоптанных путей,


и никакого света и покоя.


Но все-таки ты есть в моем аду.


И я ступаю в мох и резеду,


и мы идем — не в одиночку — двое.


И я не падаю — я так иду.


Я так иду — над пропастью — спиною.

2.


Я так иду над пропастью — спиною


касаясь пустоты, но не срываясь,


поскольку в теле ниточка живая


не умолкает: то поет, то ноет.


И глубоко, и страшно очень падать,


но остается верить и любить,


и выведет живая нить из ада,


зеленая, нервущаяся нить,


тот корень человеческой души,


что тянется, и ноет, и дрожит


от сердца к сердцу — жизнью и любовью.


И я иду долиной смертной тени,


дрожанием под солнечным сплетеньем


твои движенья чуя за собою.

3.


Твои движенья чуя за собою,


я падаю не вниз, а в небеса.


Мы мед и травы, мошки и роса,


мы неземное пламя голубое.


Чем дальше по тропе, тем меньше в нас


земного, уязвимого, людского.


И предначальное Господне слово


коснулось наших губ и наших глаз.


Во тьме тумана полосы белёсы,


ложится лист, потерянный и сонный,


и по болотной мы идем воде,


в которой сохнут голые березы,


идем неуязвимы, невесомы


в беззвучии, в молчании, в нигде.

4.


В беззвучии. В молчании. В нигде.


Но я тебя люблю — и это больше,


чем самый страшный страх на свете, боль же


любая растворяется в дожде.


Но я тебя люблю — и тем права,


неуязвима и непобедима,


и страх не страшен, и проходит мимо,


и впереди звезда и синева.


И я тебя люблю. И это — свет,


негаснущий огонь, победный стяг,


цветок, что зарождается в весне.


И ничего правдивей в мире нет.


и я иду — всегда с тобой, хотя


шагов твоих не слышно в тишине.

5.


Шагов твоих не слышно в тишине.


Наш Бог так юн и так зеленоглаз,


что, кажется, еще не создал нас,


а только лишь предчувствует во сне.


Но все-таки мы есть. Ты есть. Я есть.