Любопытно наблюдать, как поднимаются самооценка и самоуважение Грюнвальд, когда окружающие начинают обращаться к ней почтительно «милостивая сударыня». Поскольку она начала посещать курсы, которые предполагали общение с докторами и пациентками клиники, вполне естественно, что у Терезы стали завязываться какие-то знакомства. Так, в октябре отпраздновать день ее ангела собрались 22 человека, большинство из которых были люди семейные (письмо № 31) и, очевидно, доктора и медицинский персонал клиники:
Ты спрашиваешь, в каком обществе я нахожусь. Я знакома только с докторами и их женами. У меня сейчас два больных, в настоящее время одна прелестная молодая госпожа 17ти лет, но другая еще прелестнее, но она старше, ей 28 лет. Она меня щедро одарила. Я уже приняла достаточно много детей. А еще я имею право без экзамена принимать детей, только не могу выписывать лекарства.
Больные меня очень любят за мои руки. В Дерпте не было акушерок с такими маленькими руками как у меня, и еще говорят, что у меня очень маленькие ноги. Видишь, Колинька, я становлюсь заносчивой (письмо № 32, с. 158–159).
Это письмо датировано 6 января 1861 г.; из него следует, что обучение на курсах шло рука об руку с практикой – принятием родов. Возможно, Грюнвальд оказывала услуги и частным образом. Тогда же Грюнвальд попросила Добролюбова прислать ей из Парижа в подарок маленькие наручные часы: «Здесь все акушерки ходят с часами, и мне тоже нужно их иметь, потому что я постоянно опаздываю, ведь у меня нет часов, но прошу тебя, мой ангельчик, не сердись мне они не для щегольства, а только чтобы я знала свое время» (письмо № 31, с. 155). Какова же была радость Терезы, когда к Новому, 1861 г., она получила желаемый подарок (письмо № 32). Появление у Грюнвальд часов может быть косвенным свидетельством того, что она действительно ходила в каком-то статусе на лекции или в клинику, поскольку у нее возникает другое ощущение рабочего времени, отсчитываемого не от процесса или задачи, а от расписания лекций и распорядка работы клиники.
Однако благополучный период в жизни Терезы длился недолго: где-то в ноябре 1860 г. с ней случилась «неприятная история», опять же, если верить ее признаниям[78]:
мне нужно было принять роды у тяжелой больной, и она умерла, и ребенок пострадал. За это мне нужно было предстать перед судом. Но я заплатила, и сейчас на свободе – но мне это стоило очень много денег, не было бы у меня денег, меня бы сослали, но, слава Богу, сейчас все позади, и за это я должна тебя благодарить, мой добрый Колинька (письмо № 32, с. 159).