. Понятно, что данный анекдот и случай Грюнвальд принадлежат к разным сегментам широкого спектра возможных траекторий.
Обладавшая устойчивыми навыками чтения и письма, Грюнвальд имела хотя бы минимальный культурный капитал, дающий ей больше возможностей, по сравнению с коллегами по ремеслу. Можно с уверенностью предполагать, что, как только Тереза была освобождена из дома терпимости и начала жить с Добролюбовым, темой регулярных разговоров между ними стало приискание для нее подходящего занятия, приносившего бы пусть и небольшой, но доход. Отголосками этих разговоров можно считать рассказ Грюнвальд (его правдоподобие трудно проверить) о визите в некий театр и беседу с директором:
В театр я тоже ходила, но мне Директор сказал, чтобы я постаралась вылечить свои уши. Еще он сказал, что поступить можно ведь во всякое время. Если бы в другие Актрисы, то трудно, потому что долго учиться, а для танцы очень легко, и что у него теперь мало хороших танцо[в]щиц, и желал мне очень, чтобы я поступила, и даже когда я поступлю, то велит с меня снять портрет. Ему нравилось, когда я надела балетных платьев. Он говорит, что я буду очень ловка и что у [меня] мягкие члены, что я могу гнуться хорошо, и велел скорее вылечиться. Поступить можно хоть зимою (письмо № 1, с. 91).
Неожиданный интерес Терезы к карьере актрисы с трудом поддается объяснению. Возможно, Грюнвальд задумалась об этом с подачи Добролюбова, который часто посещал театры, оперетту и оперу и рассматривал эту стезю для возлюбленной как вполне достойную. Возможно, Тереза считала профессию танцовщицы простой и, как следует из письма, не требующей долгого обучения. Так или иначе, но Грюнвальд, как мы уже знаем, была суждена в итоге совсем другая судьба, которая привела ее в Дерпт на акушерские курсы при тамошней университетской клинике. Тогда, в начале 1860-х годов, профессия акушерки считалась новым веянием – символом движения женщин за свои права, однако Грюнвальд, судя по ее многочисленным уверениям в письмах, привлекала в первую очередь возможностью самостоятельно зарабатывать и начать независимую от Добролюбова жизнь. Стоит добавить, что именно среди повивальных бабок и акушерок был высок процент одиноких, без родственников и семьи, женщин[114].
После переезда в Дерпт быт и повседневные занятия Терезы, как следует из ее писем, существенно изменились: она совмещала учебу на курсах, постепенное вхождение в ремесло акушерки, посещения рожениц, ведение домашнего хозяйства, а иногда и устраивала праздники:
Мой день ангела я провела очень весело, праздновали мое выздоровление, немного потанцевали, мне это обошлось только 4 р[убля] с[еребром] и из 22 человек большинство были семейные, и это был единственный день за 10 месяцев, когда я была немного весела. Шитьем я сейчас совсем не занимаюсь, потому что много работы с больными и должна часто сутками сидеть, но это меня не утомляет, сейчас я, слава богу, совершенно здорова (письмо № 31, с. 154).