.
В. А. Тишков в российском контексте выделил два типа национализма: «гегемонистский, или доминирующий, национализм (обычно исходящий от имени господствующей этнической группы или государства) и периферийный, или защитный, этнонационализм (от имени этнических меньшинств и контролируемых ими внутригосударственных образований). Последний проявляется в разных формах: от культурного национализма до вооруженного сепаратизма»[127].
Мы перечислили далеко не все возможные подходы и критерии классификации национализма и национализмов. Многие из них носят субъективный характер, и даже, казалось бы, научно обоснованное и подтвержденное исторически деление национализма на западный (гражданский) и восточноевропейский или балканский (этнический) все равно несет оттенок политической конъюнктуры, подчеркивая «недоразвитость» Балкан и Восточной Европы по сравнению с демократическим Западом.
Под кризисом национализма понимается прежде всего его негативная сторона, которая побуждает общество осуждать национализм и националистов, а государство – бороться с ним законодательно и с помощью правоохранительных органов. Главный исторический негатив, который общество связывает с национализмом – это насилие, ксенофобия (иррациональная ненависть к чужим). В истории колониальной эпохи, в истории XX в., с его нацизмом, этническими чистками и депортациями, с распадом империй и сопутствующими кровавыми войнами на территории бывшей Югославии и на постсоветском пространстве, именно национализм считается причиной массового насилия.
Р. Брубейкер назвал этническое и националистическое насилие «поразительным симптомом нового мирового порядка»[128]. Он связал рост такого насилия с ослаблением современных государств, многие из которых молоды, образовались на обломках былых империй и не только не способны справиться с национализмом и обуздать его негативные черты, но впадают в соблазн использовать национализм как инструмент строительства, укрепления своей государственности. В конце XX–XXI в. мы в самом деле видим множество примеров, подтверждающих эту мысль Брубейкера.
Как справедливо замечает американский ученый, «то, что политическое насилие может быть “этническим”, хорошо уяснено, даже слишком хорошо уяснено; остается неясным, каким образом оно является этническим. Самые важные вопросы – например, как прилагательное “этнический” видоизменяет смысл существительного “насилие” – остаются неясными и большей частью неисследованными. Пристальное внимание необходимо обратить на формы и динамику этнизации, на многочисленные трудноуловимые способы, какими насилие – и условия, процессы, деятельности и нарративы, связанные с насилием, – могут принимать этнический оттенок»