– Джулия! Джулия! Джулия! Любовь моя! Джулия!
На мгновенье его потрясла реальность ее присутствия. Казалось, что она не просто рядом с ним, она внутри него. Было такое ощущение, будто она вошла в его кожу. И в эту минуту он любил ее намного больше, чем когда-либо – когда они были вместе и были свободны. А еще он знал, что она существует где-то, что она жива и нуждается в его помощи.
Он снова откинулся на спину и попытался взять себя в руки. Что он сделал? Сколько лет он добавил к своему рабству из-за этой минуты слабости?
И он тут же начал ожидать топота ботинок за дверью. Этот порыв они не оставят безнаказанным. Сейчас они знают (а может быть, знали и раньше), что он нарушил заключенный с ними договор. Он подчинился Партии, но он все еще ненавидит Партию. В прежние времена он прятал еретические мысли под маской конформизма. Сейчас он сделал еще один шаг назад: в уме он сдался, но надеется душу сохранить неизменной. Он знал, что это неправильно, но ему это нравилось. Они поймут это – О’Брайен поймет. И его выдал всего лишь один, но глупый выкрик.
Ему придется начать все сначала. На это могут уйти годы. Он провел рукой по лицу, пытаясь представить свой новый облик. На щеках глубокие борозды, скулы заострились, нос сделался приплюснутым. Ведь в последний раз он видел себя в зеркале, когда ему ставили новый зубной протез. Нелегко сохранять непроницаемость, когда не знаешь, как выглядит твое лицо. В любом случае недостаточно простого владения мимикой. Он впервые понял, что если хочешь сохранить что-то в секрете, то нужно скрывать это и от себя. Все время ты должен знать, что секрет есть, но, пока он не нужен тебе, не позволяй ему всплывать в своем сознании в таком виде, чтобы можно было дать ему имя. С сегодняшнего дня ему следует не только думать правильно, он должен правильно чувствовать, видеть правильные сны. И одновременно он должен закрыть ненависть внутри себя на замок, будто какой-то комок, который является частью тебя, но не связан со всем организмом, – что-то вроде кисты.
Однажды они решат его расстрелять. Невозможно сказать, когда это произойдет, но, может быть, он сумеет догадаться за несколько секунд до этого. Стреляют всегда сзади, когда идешь по коридору. Десяти секунд будет достаточно. За это время мир внутри успеет перевернуться. И тогда внезапно, не произнеся ни единого слова, не сбившись с шага, сохранив непроницаемость лица, он вдруг сбросит маску – бах! Ударят залпом батареи его ненависти. Ненависть взорвет его огромным ревущим пламенем. И почти сразу еще раз бах! Пуля ударит слишком поздно или слишком рано. Они вышибут ему мозг, не успев исправить его. Еретическая мысль останется ненаказанной, без покаяния, они никогда не смогут до нее добраться. В их идеальном плане будет зиять дыра. Умереть, ненавидя их, – это свобода.