Дверь снова открылась. Вошел охранник, который нес какую-то вещь, сделанную из проволоки – коробку или что-то вроде корзины. Он поставил ее на дальний столик. О’Брайен стоял так, что Уинстон не видел, что это такое.
– У каждого свое представление о том, что хуже всего на свете. Для кого-то – быть похороненным заживо или сгореть, для кого-то – утонуть или быть посаженным на кол – есть штук пятьдесят разных смертей. Но некоторые ситуации совершенно банальны и даже не смертельны.
Он немного отодвинулся в сторону, так чтобы Уинстон лучше видел эту вещь на столе. Она представляла собой продолговатую проволочную клетку с ручкой наверху, чтобы можно было ее переносить. Спереди было приделано что-то напоминавшее фехтовальную маску вогнутой стороной наружу. Хотя до клетки было метра три-четыре, он разглядел, что перегородки делили ее по длине на две части, и внутри каждой из них находились какие-то живые существа. Крысы.
– В вашем случае оказалось, что хуже всего на свете крысы.
Дрожь нехорошего предчувствия, страх непонятно от чего охватили Уинстона, как только он бросил первый взгляд на клетку. Но в этот момент его затопило ужасное осознание того, что означает маска, прикрепленная к клетке. Его внутренности будто наполнились водой.
– Вы не можете так поступить! – выкрикнул он высоким надтреснутым голосом. – Вы не можете, не можете! Это невозможно.
– Вы помните, – спросил О’Брайен, – момент паники, которая вас настигала в снах? Стена черноты перед вами и ревущий звук в ушах. Там, за стеной, нечто ужасное. Вы знали, что там, но не осмеливались себе признаться. А с другой стороны стены были крысы.
– О’Брайен! – воскликнул Уинстон, пытаясь контролировать свой голос. – Вы знаете: в этом нет необходимости. Что я должен сделать?
О’Брайен уклонился от прямого ответа. Когда он заговорил, то походил на школьного учителя, как это иногда с ним бывало. Он задумчиво смотрел куда-то вдаль, будто обращался к слушателям, находящимся за спиной Уинстона.
– Самой по себе боли, – начал он, – всегда недостаточно. Бывают такие случаи, когда люди способны выдерживать боль вплоть до момента смерти. Но у каждого есть то, перед чем он не может устоять – что-то, даже чей вид его ужасает. Дело здесь не в смелости или трусости. Если ты падаешь с высоты, то схватиться за веревку не будет трусостью. Если ты всплываешь из глубины, то вдохнуть воздуха в легкие – тоже не трусость. Это просто инстинкт, который невозможно разрушить. С крысами та же история. Для вас они невыносимы. Они та форма давления, которую вам не выдержать, даже если вы очень захотите. Вы сделаете то, что требуется.