Телеэкранов поблизости не было, спрятанные микрофоны никто не отменял; кроме того, их могли видеть. И это было неважно, ничто не казалось важным. Они могли лечь на землю и сделать ЭТО, если бы захотели. Его тело окаменело при одной мысли о таком. Она никак не отреагировала на его объятие и даже не сделала попытки сбросить его руку. Сейчас он понял, что в ней изменилось. Лицо ее приобрело желтоватый цвет, а через весь лоб и висок шел длинный шрам, отчасти скрытый волосами; но изменения были не в этом. А в том, что талия у нее стала толще и удивительным образом затвердела. Он помнил, как однажды после взрыва бомбы он помогал вытаскивать труп из развалин и был удивлен не только невероятным весом тела, но и его твердостью, а также тем, как неудобно его поднимать – казалось, что оно не из плоти, а из камня. Вот ее тело было таким же на ощупь. Он подумал, что ее кожа теперь совсем другая, чем была раньше.
Он не пытался поцеловать ее, и они не разговаривали. Когда они пошли обратно через лужайку, она впервые взглянула ему в глаза. Всего лишь один быстрый взгляд, полный презрения и неприязни. Ему стало интересно, идет эта неприязнь исключительно из прошлого или ее вызвали его одутловатое лицо и слезы, которые ветер выдавил из его глаз. Они сели на железные стулья – рядом, но не близко друг к другу. Он видел, что она вот-вот заговорит. Она передвинула свою грубую туфлю на несколько сантиметров и специально раздавила веточку. Ее ступни, как ему показалось, раздались в ширину.
– Я предала тебя, – смело произнесла она.
– Я предал тебя, – сказал он.
Она снова взглянула на него с неприязнью.
– Иногда, – произнесла она, – они угрожают тебе чем-то таким, чего тебе не выдержать, о чем ты не можешь и думать. А затем ты говоришь: «Не делайте это со мной, сделайте с кем-то другим и так далее». И потом ты можешь притворяться, будто это был просто фокус и ты просто сказал это, чтобы остановить их, а на самом деле ты так не думал. Но это неправда. В тот момент, когда это происходило, ты думал именно так. Ты думал, что у тебя нет иного пути к спасению, и ты был готов спастись именно так. Ты ХОТЕЛ, чтобы это случилось с другим человеком. Тебе дела не было до его страданий. Ты заботился лишь о себе.
– Ты заботился лишь о себе, – эхом прозвучали его слова.
– А после этого уже нет прежних чувств к другому человеку.
– Нет, – отозвался он, – нет прежних чувств.
Казалось, им больше не о чем было говорить. Ветер приклеивал тонкие комбинезоны к их телам. Почти сразу им стало неловко пребывать в тишине; кроме того, было слишком холодно сидеть без движения. Она сказала что-то о том, что ей нужно успеть на поезд в метро, и поднялась, чтобы идти.