Телеэкран в этот момент замолчал. Уинстон снова поднял голову. Сводка! Но нет, просто сменили музыку. Перед глазами у него стояла карта Африки. Движение армий он представлял себе в виде схемы: вот черная стрела устремилась вертикально на юг, а белая – горизонтально на восток, прямо через хвост черной. Словно ища подтверждения своим картинам, он поднял голову и посмотрел на невозмутимое лицо на плакате. Можно ли представить, что второй стрелы вообще не существует?
Интерес его снова улетучился. Он выпил еще глоток джина, взял белого коня и сделал пробный ход. Шах. Явно, это был неправильный ход, потому что…
Непрошеное воспоминание всплыло в памяти. Он увидел освещенную свечой комнату с огромной кроватью под белым покрывалом, и самого себя, мальчика лет девяти-десяти, сидящего на полу, встряхивающего коробочку с костями и возбужденно смеющегося. Мать сидела напротив него и тоже смеялась.
Это было, наверное, за месяц до ее исчезновения. Момент примирения, когда сосущий голод в его животе прекратился и временно ожила прежняя любовь к матери. Он хорошо помнил тот день, ненастный дождливый день, когда вода струями стекала по оконной раме, а тусклый свет в комнате не позволял читать. Двое детей ужасно скучали в темной маленькой спальне. Уинстон хныкал и капризничал, предпринимая бесполезные попытки получить хоть какую-то пищу, слонялся по комнате, сбрасывал вещи с их мест и пинал стенные панели, пока соседи не начали барабанить в стену, а младшая сестренка беспрерывно вопить. В конце концов мать сказала: «Ладно, я куплю тебе игрушку. Хорошую игрушку – тебе понравится», – и она отправилась под дождем в маленький магазинчик поблизости, который время от времени работал. Она вернулась с картонной коробкой, в которой лежал набор «Змейки и лесенки». Он до сих пор помнил запах мокрого картона. Набор был очень плохого качества. Доска растрескалась, крошечные деревянные кубики вырезаны так плохо, что едва ли могли лежать на одной из сторон. Уинстон угрюмо и без особого интереса посмотрел на игру. Но затем мать зажгла огарок свечи, и они уселись играть на полу. Вскоре его уже охватил страшный азарт, он кричал и смеялся, когда блошки безнадежно карабкались по лесенкам и снова съезжали по змейкам почти к самому началу. Они сыграли восемь раз, и каждый выиграл по четыре кона. Его кроха-сестренка была слишком маленькой, чтобы что-то понимать в игре, но она, сидя у изголовья, тоже смеялась, потому что смеялись они. Целый день они наслаждались счастьем, как в его далеком раннем детстве.