– Базара нет… но… я ж купил эти бошки. Переплатил с лихвой. Мы ж больше чем квиты.
– Не, братан, ты купил произведение искусства. В чеке так и указано. К нашему долгу это нихуя отношения не имеет.
– Ты ж не собираешься миня этим наказывать… прошу, Фрэнк, я на мели, братан, у миня…
– Ничем я тибя не наказую. Больше этим не занимаюсь. Ты нас всех обокрал, – в конце концов, ты предложил ращитаться. Ты ращитался со Спадом. Ращитался с Больным, чёбы потом опять иво кинуть.
– Но я с ним опять ращитался! – Рентон морщится от собственного голоса – пронзительного ребяческого визга.
– По-любасу я решил, чё не хочу этих бабок касаться. Потом ты попытался миня манипулировать и купил бошки, которые тибя в натуре не интересовали.
– Я пытался заставить тибя взять, чё тибе причиталося.
– Мотивом было не это, – говорит Франко под вой сирен снаружи. – Ты хотел повысить самооценку. Заплатить по счетам. Обычная анонимно-алкогольная или анонимно-наркоманская хуйня.
– Разве нужна эта дихотомия… разделение… – заикается Рентон, – разница между тем и другим, разве их нужно рассматривать порознь?
– Я в курсах, блядь, чё такое дихотомия, – обрывает Франко. – Я ж говорил, чё в тюряге от дислексии избавился и с тех пор читаю постоянно. Или ты думал, чё я пизжу тибе?
Рентон проглатывает собственное покровительственное молчание.
– Не, – выдавливает он.
– Тада докажи, чё это был твой мотив. Докажи, чё я входил в твои расчеты. – Франко склоняет голову набок. – Загладь вину. Верни мине мои бабки!
И Фрэнк Бегби уходит прочь, а Рентон стоит посреди учиненного Спадом бедлама, и перед мысленным взором его разворачиваются эпохи и континенты. Владелец галереи с бессильной гадливостью наблюдает, как Мартин носится вместе с персоналом, снимая последние произведения. Конрад расстроен тем, что в диджейское оборудование попала вода, и громко орет. Карл не догоняет почему: у Конрада же ничего нет, кроме наушников и флешки. Пожарные и водопроводчики прибывают в почти неприличной спешке, ремонтники между тем занимаются своими делами, а посетители охают, вздыхают и треплются. Снаружи истерично верещит пожарная сигнализация, молитвенно взывая о помощи еще долго после того, как все вроде бы под контролем. Рентон застыл как вкопанный, и мозг ему прожигает одна-единственная мысль: «Бегби знает, что я на голяках. Он снова меня поимел. Я не могу этого позволить».
А потом Больной, выманивший у Рентона все подчистую, уходит с Марианной. Бегби устроили бы и двадцать штук за эти головы, но Больной через Форрестера подставил Рентона и ободрал его как липку. Этого нельзя так оставлять.