А дядя Архип не пулял, он с фисташиной долго химичил… пока не пулял тоже в окно, потому что надоедало.
– Ты не мелочный, как я раньше думал. Ты просто тормоз, – заметил как-то Тихон, – Тебе надо в писатели. Эти ребята думают так медленно, что успевают записывать свои мысли.
– Не гавкай, Тихон, – посоветовал дядя Архип.
– Ну и ладно, и позвольте откланяться, – сказал добродушно Тихон, – Шерсть имею, господа.
Бог ездил с Тихоном на трамвае. Они любили вместе кататься, потому что контролеры их точно никогда не трогали. Не потому, что Бог был страшен, отнюдь. Он просто сказал Тихону, что с Ним можно, тот и поверил. Разумеется, картина мира подстроилась под веру.
Клиническая картина мира включала в себя Бога, не особенно запариваясь доказательствами. Бог был смешной. Он вообще говорил, что всё глубокое – смешно.
– Представь себе, – говорил Бог, – что тебе лет пятнадцать, жить вовсю хочется – а тебя заставляют читать про гаврика, что бабку за двадцать копеек тюкнул топориком, да еще и уверяют что это есть глубина и наше всё.
– Пушкин наше всё, – поправил Господа Тихон.
– Ну да, – согласился Бог, – но и там тоже ваше всё, в каком-то смысле.
– В каком-то да, – согласился Тихон, – а вот еще возьми, тебе пятнадцать, жить вовсю хочется – а тебе историю про любовь, где семьи не дружат, и приходиться травиться и умирать. Да еще и говорят, что в этом есть глубина. Слава Тебе, что это хоть не у нас, а в Англии. Как тебе, юноше или девушке, любить после этого?
– Молодец! – похвалил Тихона Бог, – Наблюдательный!
Похвала Бога была приятна, и Тихон уверовал, что в глубине вовсе не драма, но радость. Да, драма поверхностна, а радость глубинна, как бы ни уверяли в обратном литературичка с русичкой наперебой.
– Отче наш, иже еси асидиси, – начал Бог, – Посмотри, какой домик милый.
Трамвай шел по предместью, занятому частным сектором. Они ехали мимо дома директора кладбища, и Тихон сообщил об этом Богу.
– Симпатичненько, – умилился Бог, – Если бы я был кладбищем, у моего директора тоже был бы такой дом.
На носу у Него были солнцезащитные очки, которые Он называл «солнцепротивными», поясняя, что солнце в защите не нуждается. Бог был эстет, это же Он сказал «Будь красив предо Мной!», как же тут Самому не красивствовать, в том числе и в шикарных очках от «Карлуччи».
На Тихона же упоминание кладбища подействовало невесело, хоть и Бог рядом.
– Скажи, ад существует? – спросил Тихон.
– Стал бы Я заморачиваться на такую мерзость! – воскликнул Бог.
– Э-э, – сказал Тихон, – я не про то. Я про ту би ор нот ту би. Извини, ты сам разговор про школу завел.