Но когда Гамлет вновь появился в фойе театра в сапогах бутылкой, в косоворотке, такой свойский, простецкий, словно он не из Эльсинора, а из ресторана «Балчуг», и совсем не принц, а наш, московский парень, может, замоскворецкий, может, с автозавода имени Лихачева, что ли… нет, нет, сказал я себе, он не из Шекспира, уж скорее из Островского.
Розенкранц только увидел его, сразу к нему со своим мучительным вопросом — виновен ли он в беде, свалившейся на Поэта, и как этот вывих вправить?
И я снова услышал громовые раскаты, которые Гамлет так легко извлекал из своего горла:
— Ну, что ты крутишь! Ты такой же кривляка, как Озрик, который еще грудным младенцем кокетничал перед соском матери. Ты просто трус. Ты как Бернардо, который при виде Тени Моего Отца наделал в штаны.
— Да нет… Но согласись сам… Кто мог знать?.. Это было как обвал, как землетрясение. Как же теперь?..
Между тем из верхнего фойе уже доносился гул прибывающей публики. И только я успел подумать, не опоздает ли спектакль, как прибежал помощник режиссера и набросился на актеров:
— Ребята, что же вы? Пора на сцену.
Но Гамлет и Розенкранц не слушали и продолжали гвоздить друг друга яростными репликами.
— Ребята, вы сорвете спектакль! — паниковал помреж.
Гамлет вдруг повернулся и в полном спокойствии на великолепной дикции отчеканил:
— Не мешай. Я репетирую.
— Не валяй дурака! — затопал ногами помреж. — Это не тот текст!
— Это неважно, — сказал Гамлет. — Я психологически вхожу в роль. По системе Станиславского. И вообще до начала спектакля еще семнадцать с половиной минут.
И снова кинулся в бешеный словесный бой с Розенкранцем:
— Ну что ты канючишь! Ну что ты виляешь то сюда, то туда! Кто Гамлет, в конце концов? Я Гамлет, или ты Гамлет?
— Но пойми же, что я тут ни при чем…
— Зачем ты запустил песни Поэта? Зачем? Чтоб распотешить гостей? Пошляк! Я правильно сделал, что убил тебя!
— Лучше бы я сам застрелился!
— Ах, скажите, пожалуйста: «сам застрелился»! Заработал бы ослиное погребение: тело твое швырнули бы в яму и забросали камнями. Прелестный конец для студента Виттенбергского университета.
Последние слова Гамлет произнес сокрушенно. Даже какая-то мягкость появилась в его тоне, когда он вспомнил об их студенческом братстве.
Но как мал мир! Я ведь тоже побывал не только в Эльсиноре, но в свое время и в Виттенберге. Попал я туда весной сорок пятого года. Германия только что капитулировала. Наша армия вошла в Цербст, в Дессау, в Виттенберг. Я выскочил из бронетранспортера и подошел к собору. Высокие темные врата были приотворены. Я вошел внутрь. Я осторожно углублялся в полутемную гулкую пустоту. Так это здесь Лютер огласил свои девяносто пять тезисов, объявил о создании новой мировой религии и, проклятый папой римским, произнес свои знаменитые железные слова: «Hier stehe ish. lch kann nicht anders»