,— слова, которые спустя три столетия восхищали Кьеркегора своей фанатичной непреклонностью. Правда, и здесь этот философ, такой глубокий и такой игривый, не удержался, чтобы не выкинуть коленце, и, провозгласив свои тезисы, тут же спародировал Лютера: «На том я стою, только не знаю, на ногах или на голове».
Этот мыслитель, этот христианский философ был кутилой и бабником. И на практике, и в теории. В то время, как Андерсен писал: «О душе беспокоиться нечего — когда она действует самостоятельно, все идет прекрасно, и лишь тело мешает ей и заставляет ее делать глупости», — Кьеркегор вводит в свою этическую систему, изложенную в его основном труде «Либо-либо», именно тело, то есть влечение к сексуальным утехам и создает (очевидно, из насмешливого подражания образу Иоанна Крестителя) образ Иоанна-Соблазнителя, погруженного в изощренные половые игры. Да, у этого религиозного писателя трудновато иногда найти границу между служением богу и богохульством. Во всяком случае, Кьеркегора можно считать не только пророком современного экзистенциализма, но и мессией современной датской порнографии, самой откровенной и развитой в мире.
Конечно, в антракте я пошел за кулисы. Интересовавших меня актеров я нашел в маленьком буфетике. Розенкранц со скорбным видом хлебал ряженку, а Гильденстерн неумолимо втыкал ему:
— Теперь ты видишь, что Полоний сам тайный развратник.
Розенкранц слизал с губ молоко и сказал плачущим голосом:
— Он, конечно, опасный человек. Но зачем навешивать на него лишнее?
— Он это делает осторожно. Ведь он у всех на виду. Только что, перед тем, как его ухлопал Гамлет, с каким сладострастным удовольствием, спрятавшись за ковром, он слушал смачные выражения принца о королевском супружеском ложе: «зловонный пот этой загаженной постели». Гамлет умеет выдать, а? Не знаю, чему он научился в Виттенбергском университете, но у себя в Замоскворечье он набрался хлестких словечек. Надо было видеть, какое блаженство расплылось на обтекаемой мордочке твоего высокопоставленного тестя — я-то из-за кулис видел, — когда Гамлет влепил этой суке Гертруде: «изнасилованная королева». «Это хорошо, — сказал Полоний, облизнувшись. — Изнасилованная? Хорошо!» Ему нравятся непристойности. Знаешь, что ему крикнул Гамлет? «Эй, милорд, — крикнул он, — ступайте в Сексо-Центр!»
И вправду, через некоторое время я его там увидел.
Есть в центре Копенгагена примечательная улица. Это, собственно, не одна улица, а целых четыре: Естергаде, Амагертори, Ньюгаде и Фредериксберггаде. Они сливаются в один недлинный проспект, слегка приподнятый по краям. Все его несколько корытообразное пространство вымощено широкими каменными плитами. Два пышных здания замыкают проспект с обоих концов — громадный мрачноватый Королевский театр и нарядная, похожая на гигантское пирожное — Ратуша.